Сергей Семанов: Русский клуб. Почему не победят евреи (сборник)

Сошлемся на общеизвестное. В ЧК сотрудничал писатель Исаак Бабель, а потом до конца дней своих от чекистских дел не отходил, выполняя весьма деликатные поручения. Он и погиб на Лубянке именно как приближенный «врага народа»

Ежова и многолетний любовник его жены. А теперь уместно вспомнить «Конармию» и другие его сочинения, там неприкрыто высказана отрицательная оценка России и Православия. Так думали и многие его сотоварищи.

«Еврейские комиссары» в ходе Гражданской войны не устраивали «погромов» дворянских гнезд и городских особняков – за них это охотно проделали «крестьяне-бедняки» и городская чернь, первоначально это даже поощрялось красными властями. Нет, борьба тут велась не спазматически нервно, как у белогвардейцев, а сугубо рационально, продуманно. Расстрел – основное лекарство «пролетариата» по отношению к «классовому врагу». О пресловутом «красном терроре» ныне хорошо известно, под его пули попали вовсе не только активные борцы с советской властью, тех было трудно достать, а бывшие офицеры, титулованные дворяне, высшее чиновничество и особенно православное духовенство (раввинов, мулл и баптистских проповедников тогда не трогали). «К стенке» ставились не только иерархи, но и простые сельские батюшки, примеров тому несть числа… Были и выборочные, или, как теперь выражаются, «точечные» расправы: казнили известного публициста М. Меньшикова, всех участников процесса Бейлиса и т. п.

Такая вот была у нас «диктатура пролетариата». Этот термин теперь мог бы показаться смешным, если не был бы столь мрачен на деле. В красном Кремле не нашлось ни одного путиловского или сормовского рабочего, но еврейские выходцы засели там в изобилии. Они-то и выступали от имени российского пролетариата, творя его «диктатуру». Вот почему, если в начальной коммунистической терминологии слово «пролетарий» заменить словом «еврей», то все становится гораздо яснее. Например: «У пролетариата нет отечества» – польские трудящиеся уже в 1919-1920-м доказали обратное. Или «пролетарское искусство»; да рабочих силой загоняли на «Мистерию» Маяковского в постановке Мейерхольда.

Многие деятели революционного еврейства в Советской России оставались (да и теперь) в тени, но их подлинное властное влияние безмерно превышало знаменитых красных маршалов вроде Клима Ворошилова, Буденного или Фрунзе. Впечатляет в этом ряду Эфраим Склянский, сын местечкового лавочника из Фастова, недоучившийся студент-медик. С Февраля он кинулся в революционный водоворот, не имея никакого революционного стажа, однако уже в октябре 1918-го, двадцати шести лет от роду, не имея ни малейшего военного опыта, стал заместителем Троцкого в Реввоенсовете. Троцкий политиканствовал, выступал на митингах, разъезжал по стране, а недавний студент-медик по сути вершил всеми делами громадного военного ведомства. Почему, за какие заслуги?! Но действовал решительно: отправлял на расстрел «пачками», как тогда выражались, брал семьи мобилизованных офицеров в заложники и все такое прочее.

Ясно, что с такой целеустремленностью и с такими вождями красные наголову разбили своих романтических и нервных противников.

Итак, настали победные для «еврейских комиссаров» 1920-е годы – любимейшая пора всех поклонников революции, начиная со свирепого Троцкого вплоть до тихого Мандельштама и его супруги. Действительно, для «избранных», принадлежащих к «пролетариату» и его «культуре», было все: власть, свобода слова, легкий выезд за рубеж, изобилие товаров и услуг, включая игорные дома, проституток и все прочее. Пролетарский поэт Маяковский (супруг Лили и друг Оси Бриков) имел собственный автомобиль с водителем – это примерно соответствует нынешнему «банкиру», имеющему собственный самолет.

Но этот рай мог существовать только при условии, что «моя милиция меня бережет». Ну, милиция-то пустяк, но грозное ОГПУ в эти благоденственные для кого-то 1920-е годы расстреливало легко и охотно всех «недобитых классовых врагов»: попов, кулаков, казаков, русских купцов и «буржуазную интеллигенцию» (бывший актер Императорских театров Мейерхольд числился по «пролетарскому» ведомству). Мало изучена трагедия детей всех этих «бывших», их тогда не брали в университеты, на службу в армию и госучреждения. И это ведь касалось судеб миллионов молодых людей! Зато дети раввинов и местечковых лавочников официально почитались принадлежащими к «угнетенной нации» и пользовались всеми правами «пролетариев».