Елена Проклова - В роли себя самой

Но эти мысли уже из настоящего времени. А если сейчас опять, как следует по порядку, оглянуться туда, где мне лет шесть-семь, то в это время для меня стал много значить НИЛ. Под таким сокращенным названием довольно широко известен в Москве и Московской области дачный поселок "Наука. Искусство. Литература", расположенный под Новым Иерусалимом. Родители мои до сих пор живут там каждое лето. Прекрасное живописное место, общество людей, большей частью хорошо знающих друг друга. Здесь дача у Олега Табакова, у Александра Ширвиндта, у Давида Ойстраха... Хотя в том возрасте, о котором сейчас речь, никакие громкие имена для меня ничего особенного не значили - ни те, которые тогда уже стали громки, ни те, которым лишь предстояло стать такими.

В дошкольном возрасте я проводила в НИЛе из каждого года половину, с апреля по октябрь. Когда начала учиться в школе, период счастья и свободы сократился вдвое, до стандартного трехмесячного каникулярного срока. Все мои игры и развлечения происходили в кругу мальчишеской компании моего брата Виктора, который был на четыре года меня старше. Я очень подходила мальчишкам по характеру - была оторвистой: тарзанки, казаки-разбойники, походы ночью на кладбище, костры, лазанье по блиндажам, выбивание тола из снарядов. Во-от такие мы из земли вытаскивали снаряды... Чудо, конечно, что это занятие не обернулось для кого-нибудь бедой, все мы остались и живы, и целы. А ведь мы не только потрошили военные "подарки", но еще кое-кто из ребят умудрялся утилизовать добытую взрывчатку. С ней изготовляли и запускали самопальные ракеты, ради этих запусков в конце концов все и делалось.

А для меня главным было то, что компания у меня была хорошая, нескучная, и я себя в ней чувствовала хорошо, вполне на своем месте, уважаемым членом общества. Та жизнь не делилась на части - на отдельные события, на недели, на дни. Нет, раннее мое детство вихрем летело вперед, без оглядки, напропалую. В гурьбе дворовой детворы, под общим нестрогим присмотром молодых и веселых родителей, с эпизодами внимания к мудрому дедушкиному вмешательству - какое это было чудо, какая прелесть!

И вот так запросто промелькнули бы еще несколько лет. А там бы, как у всех, замаячили бы очередные всем хорошо знакомые приметы, соответствующие возрасту: окончание средней школы, выбор института, профессии и жениха. Что в этом плохого? Ничего. "Блажен, кто смолоду был молод. Блажен, кто вовремя созрел. Кто постепенно жизни холод с летами вытерпеть умел..." Вовремя, постепенно, шаг за шагом, по возрасту и по уму. Всякому овощу... и так далее. Честное слово, в этом нет ничего недостойного, принижающего. Приемы жизни оправдываются большинством повторений. Кому выпало "быть как все" или хотя провести целиком свое детство так же, как все остальные ребята, досталась совсем не плохая участь.

А у моей судьбы хватило терпения всего на одиннадцать лет. После очередного дня рождения моему обычному, как у всех людей, детству был отмерен совсем короткий срок - до зимы.

Актерская профессия нашла меня очень рано. Нашла "по-родственному", но все-таки случайно. С папиной стороны я знала другую семью, тоже состоящую из совершенно замечательных, редких людей. Мой второй дедушка Виктор Тимофеевич, папин папа, сам был когда-то актером, снимался в фильме "Боксеры", играл боксера Муху. И не только играл, он занимался боксом серьезно, выступал в легком весе, занимал призовые места. Не на самых крупных соревнованиях, но призы были. Но актер он был с несложившейся судьбой. Как все актеры, у кого так вышло, он был человеком с амбициями, и в жизни проявлял себя порой излишне активно и демонстративно.

Без него не обошлось в том, что моя судьба сложилась так, как сложилась. А когда она начала складываться, то ожиданно-неожиданная артистическая карьера внучки явилась для него таким очень личным моментом. Что-то как будто вернулось для него, воплотившись во мне. Все то, что он хотел и мог бы, наверное, и должен был бы сделать. В условиях такой "подмены" он не мог вторично позволить судьбе не состояться. А что значит "не мог"? Это значит, что он требовал, он не давал передышки, он гнал меня все время на новую высоту. Он все это делал в моих интересах, безусловно. Но мне от этого было не легче, потому что требовательность была такой бескомпромиссной, неуступчивой, с которой нужно было бы относиться к взрослому человеку. А он меня заставлял соответствовать своим представлениям с детского возраста, с 11 лет.