Андрей Степаненко - Истории больше нет. Величайшие исторические подлоги

Август II из Мейссена тоже, как пишут, имел 80 «любовниц». И это тоже не от похоти; это политика. Вот семья Филиппа II, короля Испанского и Португальского.

1-я жена: Мария Ависская. Вышла замуж в 16, родила в 18, через 2 дня умерла.

2-я жена: Мария I Тюдор. Вышла замуж в 38, родила в 39, умерла в 42.

3-я жена: Елизавета Валуа. Вышла замуж в 14, успешно родила в 21, умерла в 23.

4-я жена: Анна Габсбург. Вышла замуж в 21, родила в 22, умерла в 31.

Судя по ранней смертности, жены плохо питались, – сам-то Филипп II прожил 71 год. Но, знаете, я не удивлюсь, если когда-нибудь вылезет, что никто досрочно не умирал, и это – способ летописцев закамуфлировать нормальное здоровое матриархальное многоженство христианнейших королей.

Мухаммад делал это же, но открыто, и главный политический его успех в том, что он породнился с ключевыми народами того времени. И четыре жены он рекомендовал не с бухты-барахты; четыре жены – это как раз достаточно, чтобы породниться со всеми четырьмя стандартными фратриями племени. В то время это было залогом долговременной стабильности и при этом предотвращало чрезмерную концентрацию власти.

Не секрет, что гарем султана Османского был битком набит высокородными женщинами – со всех окраин империи. И, кстати, это непопулярный факт, но турецкие принцессы обладали практически неограниченной половой свободой. Они могли выбрать любого рыцаря. Почему? Да потому, что нет разницы, кто отец ребенка; есть разница, кто мать. Именно она – гарантия удержания власти. Именно поэтому при переворотах всех принцев от мала до велика вырезали, а вот их матерей (вплоть до новейшего времени) не трогали. Их брали себе – чтобы родились другие, правильные принцы.

Европа много охала и ахала в адрес этой манеры удерживать власть, но почти то же самое происходило и в Европе – с фрейлинами. Да, о фрейлинах отзываются как о королевских шлюшках, но когда фактов набирается много, становится видно, что институт фрейлин – это смесь гарема и феодального права сеньора. Монарх делает фрейлине ребенка и выдает ее замуж. Причем все знают, от кого первый ребенок в семье, именно поэтому его по принципу «кесарю – кесарево» и отдают на цареву службу, где он, как правило, делает блестящую карьеру. Примеров – сотни, в каждой европейской стране, и Россия не исключение.

И все-таки главное лицо здесь – не монарх, а главная линия – вовсе не отцовская, именно поэтому такие дети и не становятся императорами. Главные персоны здесь – женщины, в частности, матушка правителя – и в России, и в Пруссии, и в Турции, и конечно же, в Ватикане.

Матриархат и многоженство вообще – две стороны одной монеты, и в Европе то и другое было нормой совсем недавно. «Принц Реформации» Филипп Гессенский имел двух жен – официально, с благословения самого Мартина Лютера. Императоры Карл Великий, Лотарь и Пипин имели по несколько жен. Город Мюнстер провозгласил 23 июля 1534 года многоженство лучшей формой брака, ничуть не сомневаясь, что это отвечает заветам Господа. Что ж, имея много жен, ты становишься родственником огромному числу людей. У тебя появляются новые связи, а главное, у тебя появляются новые возможности, ведь за каждой женой дается приданое – подчиненные ей деревни, племена или даже целые провинции. Все, как и сегодня в Африке: женишься не потому, что силен; женишься, зная, что станешь еще сильнее.

Вообще в Европе долго и свободно обсуждался вопрос о правильности полигамного устройства жизни. И ни церковь, ни инквизиция не считали это проблемой. У Хуана Льоренте описана масса самых разных процессов – по самым пустячным поводам, а вот многоженцев не трогали – вообще. Но в какой-то момент все изменилось – как по волшебству.

Многоженство при матриархате имеет интересное свойство: оно помогает стабильности, пока племена ведут примитивный образ жизни и не располагают средствами глобальной коммуникации. Но едва начались браки между купеческими семьями, разделенными морем, распад племенных устоев пошел по гиперболе. Торговец, у которого есть родичи по всему Средиземному морю, эффективнее своих конкурентов в сотни раз. В отличие от них, он почти не рискует: его не грабят, у него не вымогают, ему не угрожают, и ему не навязывают. 30 лет такой жизни – и семья выходит на такие рубежи, где догнать ее уже немыслимо. Именно поэтому итальянские города-государства ставили пап и решали, где быть войне, а где ей не быть.

Ровно то же происходило и с правящими династиями. Самое поверхностное изучение истории Европы сразу же наводит на мысль, что под сильной династией объединение страны по историческим меркам происходит почти мгновенно. Та же Испания была объединена примерно за семь лет, с 1707 по 1714 год. По сути, едва Филипп V, он же Филипп II (по другой линии родства), женился на женщине из папского рода Фарнезе, все его проблемы были разрешены, а Испания таки стала единой – хотела она того или нет. И ровно то же самое происходило и в Австрии, и в Швейцарии, и в Швеции. Именно набор жен монархов и предопределял, в каких рамках появится новая единая страна. И вот где-то в это время инквизиция и заинтересовалась многоженцами – совершенно внезапно. На мой взгляд, монархи, получившие столь огромную власть благодаря множеству своих правильно просчитанных браков, просто «закрыли лавочку» для потенциальных конкурентов. Есть даже свидетельства, позволяющие установить приблизительные временные рамки этой «брачной революции». Вот они: