Эдвард Радзинский - Наполеон - исчезнувшая битва

- Мы все поддерживаем отношения друг с другом. После возвращения с острова мы вынуждены опасаться за свою жизнь. Было покушение на Бертрана в его имении... В Латинском квартале, где я живу, напали на меня... И, хотя все обошлось, мы по-прежнему тотчас сообщаем друг другу о людях, которые ищут с нами встречи. - Он торжественно открыл портфель с бронзовой литерой N. - Чтобы не забыть... - Вынул медальон и протянул его мне. - Это долг.

- Долго же он меня искал! - усмехнулся я.

- Виноват, - несколько смущенно сказал Маршан.

Да, они очень меня не любили! Я открыл золотой медальон - в нем лежали волосы императора.

- Волосы императора в браслетах и медальонах, - продолжал, будто отчитываясь передо мной, Маршан, - я должен был передать всем членам императорской семьи. Так завещал Государь. Два медальона я должен был передать императрице и римскому королю, но Ее Величество отказалась меня принять. И все-таки мне удалось передать ей оба медальона. Однако после смерти римского короля мне их вернул лакей в ливрее Ее Величества... причем без всякого сопроводительного письма от нее... Всё это заняло, как вы догадываетесь, немало времени. А потом еще мой брак, хлопоты со свадьбой. Я ведь постарался жениться, как завещал мне император, на бесприданнице, дочери моего обедневшего генерала... Так что до вас просто руки не дошли. К тому же вы недавно в Париже?

Я все-таки спросил:

- Вы по-прежнему называете безмозглую самку императрицей?

- Так называл ее император до самой своей смерти. Так до своей смерти буду звать ее и я.

Пора было прощаться. И тут я почему-то начал рассказывать ему об аббате и моей предполагаемой поездке в монастырь.

- Да, аббат был у меня, - прервал меня Маршан. - И меня очень удивило: такой просвещенный человек - и тратит время на подобную ересь. Волосы в медальонах срезаны мною после смерти императора. Это ответ на все глупости. Я был с императором все дни на острове, был рядом в час смерти и был, когда его зарывали в землю...

И тут Маршан замолчал. Я чувствовал! Чувствовал, что он хочет еще что-то сказать... и колеблется. И я спросил его прямо:

- Маршан, я, как и вы, исполнил волю императора. Я сделал его мысли известными всему миру. Он доверял мне... И вы просто обязаны мне доверить всё, что знаете. Хотя бы в память о нем...

Он долго молчал. Наконец сказал:

- Хорошо, я расскажу... Я знаю, что генерал уже рассказывал вам о Киприани. Итак... - Маршан попросил воды, потом подошел к окну, постоял... Сколько уже лет прошло с тех пор, как я вернулся с острова, но до сих пор смотрю на улицу... не стоит ли кто подозрительный перед моим домом... Мы привезли с острова страх...

Итак, уже вскоре после вашего отъезда император начал умирать. Время от времени он заявлял: "Здешний климат убивает меня, поэтому они и послали меня сюда... Это сухая гильотина". И он делал всё, чтобы об этом узнавали в Лондоне. В мою, точнее, в нашу общую, обязанность входило спускаться в городок и в тавернах рассказывать морякам, как убивают императора... Его Величество немного играл... Но именно в это время он начал подозрительно толстеть. Опустились щеки, грудь стала совсем бабьей, мне пришлось распустить в поясе его брюки...

Слухи о его нездоровье сделали свое дело. На остров прибыл важный чиновник Ост-Индской компании Чарлз Риккетс - он плыл из Индии в Лондон, и ему, очевидно, поручили узнать и доложить, что с императором. Он тотчас попросил о встрече с Его Величеством. Но у императора была, как вы знаете, особая интуиция. "Так! - сказал он. - Решили проверить. Откажите ему... пока".

После этого Лоу вызвал Киприани и стал уговаривать повлиять на императора, чтобы тот принял чиновника. Он объяснял Киприани, как этому Риккетсу доверяют в Лондоне и как это может благоприятно отразиться на судьбе "генерала Бонапарта". Император, которому Киприани тотчас все доложил, позвал меня и Бертрана и долго хохотал. Он долго мучил Лоу и Риккетса, то соглашаясь на аудиенцию, то отменяя ее. Целых три недели несчастный проторчал на острове, наверняка проклиная свое поручение.

Наконец, император принял его. Император был небрит и лежал в полутьме на кровати. Во время беседы он иногда пытался приподняться, как бы с великим трудом, а я ему помогал. Когда Риккетс вышел, Бертран спросил его, как он нашел нашего Государя.

"Генерал Бонапарт, безусловно, болен, - отвечал Рикеттс, - особенно меня пугает его полнота, весьма странная. Голова буквально уходит в плечи, щеки дряблые, спадающие по обе стороны, и ему явно трудно садиться на кровати, два-три движения уже причиняют ему боль... Я переговорю с губернатором о лечении и врачах для генерала".