Бруно Глогер - Император, бог и дьявол - Фридрих II Гогенштауфен в истории и сказаниях

В день после погребения святая должна была начать «творить чудеса», поэтому в Марбург стеклось огромное количество народу. Другой ее родственник, Конрад, в 1232 году вступил в орден немецких рыцарей, магистр которого, Герман фон Сальца, в интересах своего ордена (и не меньше в интересах Фридриха II) выхлопотал причисление ее к лику святых, которое последовало в 1235 году.

В мае 1236 года император приехал в Марбург, чтобы с праздничными церемониями перенести прах своей родственницы и вместе со святой прославить и себя самого. Вновь, как и в Майнце, царила необыкновенная роскошь. Князья, епископы и рыцари Немецкого ордена создавали величественное зрелище, которое привлекло почти 120 тысяч верующих и просто любопытных. Эксгумация мощей должна была принести большое количество «реликвий», а некоторые действия показались бы нам сегодня в высшей степени странными. То, что император собственноручно возложил на голову трупа корону, было самым достойным пунктом программы. Охочий до роскоши Штауфен следовал за богато украшенным гробом в серой рясе цистерианца, ордена, к которому он принадлежал вплоть до смерти. Этим он хотел опровергнуть слухи, будто бы святую он чтит меньше, чем свою родственницу.

Через несколько дней он вернулся из Марбурга в Аугсбург, где на реке Лех собиралось германское войско для похода в Италию. В одном из своих объемных писем он энергично подчеркивал, что предстоящее «исполнение закона», направленное против Ломбардской Лиги, ни в коем случае не является «войной» (как дезориентировал народ Папа). Фридрих в полной мере ощущал себя императором мира. В Германии он указывал на то, что дважды перешел Альпы без войска и победил сильных противников одним своим появлением. Мирное освобождение Гроба Господня казалось вполне возможным, император мог быть уверен в силе своих слов. Десять или двенадцать городов Ломбардской Лиги должны были стать чем-то вроде последних нарушителей спокойствия. С соответствующими чувствами Фридрих писал: «Королевство Иерусалим на Востоке, материнская доля Нашего драгоценнейшего сына Конрада, и далее королевство Сицилия, Наше материнское наследство, и могущественная верховная власть Германии стремятся к примирению всех народов согласно небесной воли и в благоговении перед Нашим именем. Поэтому Мы верим, что провидение Спасителя направило Наши стопы ни на что иное, как на то, чтобы центр Италии, окруженной со всех сторон Нашими силами, возвратился на службу Нашему Сиятельству и единству империи». Забвение той ненависти, которая тлела в Штауфенах со времен Барбароссы, ненависти против Милана, этого центра «нечестивой свободы», трактовалось как воля Господа и даже непременное условие для дальнейшего успеха в Священной Земле.

Люди вновь смотрели в будущее с надеждой. Виноград вызревал как никогда прежде, а зимы были особенно мягкими. Впереди виделся золотой век всемирного спокойствия, когда император-мессия отправится на Восток, чтобы в знак своего мирового господства возложить на Гроб Спасителя свою корону, а копье и щит повесить на сухое дерево. Кто может в наше трезвое время точно определить, какие небесные видения и дьявольские наваждения тревожили людей того времени? Ясно то, что Фридрих II смог в общественном мнении превратить свою одержанную в Германии победу в триумф всей Европы. Король Венгрии Бела IV, брат святой Элизабет, в необыкновенно угрожающем тоне писал Папе, что вмешательство того в мирские дела является для него и для других европейских королей поводом дл негодования. В Северной Италии красноречивый Петрус фон Винеа подготавливал население к приезду императора библейскими проповедями, в которых предсказывался приход мессии.

При всем том одними словами и мистически обоснованными высказываниями о мировом господстве самоуверенных ломбардцев было не переубедить. За пределами стен города они спокойно могли выступить против рыцарского войска. Быстрые решение могли были быть достигнуты только в открытом бою. Принимать его или нет, ответ был за горожанами. Осадные машины были тогда крайне примитивны. Когда кайзер Оттон IV вместо того, чтобы расправиться с «поповским императором» Фридрихом в Сицилии, осадил тюрингский Вайсензе, то несмотря на новейшую стенобитную машину «Tribock» он вынужден был брать город измором (как известно, безуспешно). Войска императора были не в лучшем положении, стоя под стенами больших ломбардских городов. К тому же их было намного меньше, чем это можно было предположить по количеству рыцарей, съехавшихся, к примеру, на праздник в Майнц. Один из исследователей предполагает, что Фридрих имел право собрать не более 12 000 – 15 000 человек «среди славных дворянских родов Римской Империи», причем неравная боеспособность различных контингентов составляла еще один фактор ненадежности в стратегическом плане. Очень проблематично определить Фридриха как «полководца». Его талант проявился здесь в организации передвижения войск. Битва была скорее делом слепой удачи, так как чаще всего распадалась на множество частных схваток, в которых хитрость или превосходство в силе могли иметь решающее значение.