Александр Широкорад - Русь и Польша. Тысячелетняя вендетта

Может, из-за того, что господам антисоветчикам больше нравится слово «катынь»? Вспомним, как Збигнев Бжезинский язвил по этому поводу, что, мол, Катынь — это место, где катуют, где живут каты, то есть на древнеславянском и польском — палачи.

Я спрашивал ряд историков-краеведов Смоленска, и все утверждают, что Катынь происходит от термина «катить», благо в IX–XIII веках рядом был волок. Существует еще версия, что это название взято из языка доисторических племен, но никакого отношения к палачам сие название не имеет.

Риторический вопрос: кто-нибудь спрашивал у 1730 жителей населенного пункта Катынь, нравится им, что название их родной деревни используется вместо Козьих гор в подобном контексте? Думаю, никто их не спрашивал, равно как никто не спрашивал русский народ по поводу коверканья русского языка в угоду иноземцам. Я мог бы привести десяток примеров.

Я несколько раз задавал вопрос именитым историкам-демократам, знают ли они договор Иоффе — Домбского? Собеседник начинает жмуриться, ссылаться на усталость и т. п. Подсказываю: договор заключен в октябре 1920 г. в Риге. Морщинки разглаживаются, и профессор расплывается в улыбке: «Ну, так это Рижский мир, так бы сразу и сказали».

И он абсолютно прав — международные договоры называются в подавляющем большинстве случаев по месту их подписания: Ништадтский мир, Брестский мир, Мюнхенское соглашение, Ялтинское соглашение, Потсдамское соглашение и т. п. Соответственно 40 лет в СССР и Польше договор, заключенный в августе 1939 г. в Москве, именовался Московским договором, или Пактом о ненападении между СССР и Германией. Но вот с 1991 г. наши власти стали пресмыкаться перед заграницей. Московский договор превратился в пакт Молотова — Риббентропа, а Козьи горы — в Катынь. Чего еще желают ясновельможные паны?

От въезда в деревню Катынь мы разворачиваемся и возвращаемся на 8 км к мемориалу «Катынь». Формально — это русско-польский мемориал. Направо мы видим монументальное здание польского музея, а налево — скромный, напоминающий торговый павильон русский музей политических репрессий. Внутри он более похож на сельский этнографический музей. Смотритель без всякой просьбы с нашей стороны начинает давать пояснения: «Вот вещи сапожника (два десятка!), который был репрессирован НКВД… Вот одежда и предметы быта крестьянина, которого постигла та же участь…», и т. д.

Затем отправляемся в большой польский музей. Там множество фотографий польских офицеров, расстрелянных в Козьих горах, письма их детей и прочее. Там же фотографии американских и английских офицеров, которые входили в комиссию 1943 г. и подтвердили, что поляков убили именно русские. Куда там разглядеть школьникам, да и их учителям, что оные офицеры — военнопленные, готовые подтвердить все, что угодно, в том числе, что Варфоломеевскую ночь устроил именно Лаврентий Берия, а иначе пленные имели шансы «вылететь в трубу» в буквальном смысле.

А вот стеклянный стенд, где согласно пояснительной табличке находятся пули, которыми убиты поляки. Но самих пуль почему-то нет, а есть их очень плохонькая фотография и 3–4 длинных гильзы от охотничьих ружей примерно 20-го калибра, но никак не пистолетных. Рядом под стеклом — деньги, найденные в могилах. Но эти деньги связаны пачкой, и разглядеть, что это за купюры, невозможно.

А ведь пули, гильзы и деньги — главное доказательство непричастности советской стороны к расстрелу польских офицеров. Все найденные в могилах пули и гильзы — германского производства. А пистолеты, из которых они выпущены, никогда не состояли на вооружении Красной Армии и войск НКВД.

Кстати, любопытную версию происхождения пистолетов представила доктор исторических наук Инесса Сергеевна Яжборовская, выступая 8 августа 2009 г. на волнах «Эха Москвы» в передаче «Именем Сталина»: «…в Твери Токарев, который возглавлял там управление НКВД, прямо рассказывал, почему привозили — это Блохин был, который руководил как комендант расстрелами — привозили целые чемоданы этих „вальтеров“. Представьте себе, за ночь расстрелять 200 человек, одного за другим. Наши перегревались, наше оружие перегревалось. Вальтеры оказались просто технически для этого более пригодными».

Видимо, мадам Яжборовская имеет такое же представление о пистолете «Вальтер», как журналист Ляпис-Трубецкой об устройстве домкрата. Если равномерно произвести 200 выстрелов в течение ночи из любого пистолета или револьвера, то он физически не может перегреться. Чтобы он вышел из строя, надо произвести выстрелов на два порядка больше за то же время.