Особый знак
Обращу внимание на слова Коковцова о том, что царица сначала не слишком хорошо понимала, о чем говорит отец. Это весьма интересное замечание. Еще когда он вернулся в Покровское после странствований, общавшиеся с ним обратили внимание, что он "стал говорить непонятно". Речь идет не о косноязычии, а о том, что суть его речи была для слушающих затемнена. И только после того, как отец "настраивал", как сказали бы мы сейчас, собеседника на свой лад, приходило ощущение ясности.
Приведу здесь только одно из многочисленных свидетельств. Труфанов: "Феофан рассказывал: Вот Божий человек! И говорит-то не так, как мы, грешные. Было раз так. Государь, государыня с наследником на руках, я и он сидели в столовой во дворце. Сидели и беседовали о политическом положении России. Старец Григорий вдруг как вскочит из-за стола, как стукнет кулаком по столу. И смотрит прямо на царя. Государь вздрогнул, я испугался, государыня встала, наследник заплакал, а старец и спрашивает государя: "Ну, что? Где екнуло? Здеся али тута?" -- при этом он сначала указал пальцем себе на лоб, а потом на сердце. Государь ответил, указывая на сердце: "Здесь; сердце забилось!" -- "То-то же, -- продолжал старец, -- коли что будешь делать для России, спрашивайся не ума, а сердца. Сердце-то вернее ума..." Государь сказал: "хорошо", а государыня поцеловала его руку, произнесла: "Спасибо, спасибо, учитель".
Труфанов, разумеется, привел этот случай, чтобы посмеяться. Но урок -в другом. Чтобы не дразнить гусей, не буду говорить о боговдохновенности. Умному -- достаточно.
Приведу здесь слова Гурко. В них важно все, но особое внимание обращу на конец отрывка: "Ненависть столичного общества к Распутину государыня объясняла себе, между прочим, и тем, что он принадлежал к крестьянству, а не к тому избранному кругу, который почитал доступ во дворец своим исключительным правом. Между тем членов этого общества государыня величала не иначе как "бриджистами", а то обстоятельство, что Распутин принадлежал к народным массам, в глазах царицы было его большим преимуществом: она думала, что слышит от него как бы голос земли".
Именно "голос земли" слышала Александра Федоровна и он давал ей неизмеримо больше, чем хор голосов "бриджистов".
Интересно представить себе, как внешне могли выглядеть беседы отца и Александры Федоровны.
У отца и после прибытия в Петербург, естественно, остался его прежний, сибирский выговор. Он произносил слова на о, например, -- милой и т.п. Интонации у него тоже были особые, сибирские. Его речь даже чисто внешне не была похожа ни на что ранее слышанное Александрой Федоровной.
Русская же речь императрицы по-своему отличалась от правильного выговора. Она сохранила сильный акцент. И тем не менее, они прекрасно понимали друг друга.
Отец повторял: "...не на словах, а духом действительно..." (Есть нечто подобное и в его "Житии...": "Всегда нужно... считать себя низким, но не на словах, а духом действительно"). Я понимаю это так, что речь идет о "действительном духе", позволявшем отцу не подчинять своей воле, как ошибочно трактуют многие, а объяснять и показывать выход.
Собственно слово при этом играло важную роль, но роль только облечения духа в "словесную плоть".
Отмечу и другое. Некоторые из тех, кто оставил воспоминания об отце, говорят, что строй его записок различался в зависимости от темы и назначения. Дескать, когда надо было решить какой-то практический вопрос, "у старца находились ясные слова". Но ничего странного в этом как раз и нет. Ответ уже дан в приведенной фразе. "Практический вопрос" не требует такого особого напряжения, как наставления.
Без стеснения
Раньше я уже приводила слова отца о том, что его словно вело в Петербург. Подтверждением этого могут послужить следующие слова Юсупова, если читать их, не пребывая в обычной для князя злобе: "Обыкновенный мужик легко бы растерялся в столице. Он запутался бы в сложных нитях и сплетениях придворных, светских и служебных отношений, не говоря уже о том, что у него не хватило бы смелости, особенно на первых порах, держать себя так независимо, как держался Распутин. Распутин вошел в царский дворец так же спокойно и непринужденно, как входил в свою избу".
Отца в самом деле никогда не охватывало стеснение или чувство неудобства от появления в обществе, не только ему не знакомом, но такого, какого он не мог себе представить и к какому никогда сам не стремился по причинам, названным уже мной.
То, с какой простотой и естественностью он вошел в высокие круги, как раз и говорит о предопределенности произошедшего.
Читать дальше