Гельмут Улиг - Будда

Почему нет достижения нирваны? Потому что нирвана есть царство «неовеществленности». Если человек ищет высшее, совершенное знание, он пребывает в царстве сознания. Если он намерен осуществить нирвану, он должен выйти за пределы сознания. В высшей санадхи, перешагнув через сознание, он оказывается над способностью различать и познавать, за пределами досягаемости изменения и страха; тогда он уже наслаждается нирваной. Полное понимание этого и терпеливое усвоение — высшее совершенное знание, которым является Праджнапарамита. Будды прошлого, настоящего и будущего осуществляют Праджнапарамиту так, как они достигли высшей санадхи, приобретя просветление».

Эту беседу Авалокитешвары с монахом из ближайшего окружения Пробужденного, который даже при этом разговоре пребывал в «санадхи» — в медитации, — мы должны представлять себе как встречу земного с неземным в своего рода индийском элизиуме. Здесь соответственно заглавию сутры речь идет о раскрытии последних мудростей о нашем сознании, которое согласно Будде и его последователям в махаяне единственно заслуживает название бытия.

Лама Говинда говорит по этому поводу во введении к этому переводу:

«За парадоксальным способом выражения текстов Праджнапарамиты скрывается опыт такой необъятной глубины, что слова могут служить только для того, чтобы освободить нас от понятийности, привести на границу высказываемого словами, где в борьбе за последнюю истину в нас вспыхнет первое предчувствие более глубокой действительности, в которой полярная противоположность нашего мира понятий теряет свой смысл. В переживании этой сверхпротивоположной действительности не отрицается относительное в пользу абсолютного или множество не жертвуется абстрактному единству, а индивидуальное и универсальное проникают друг в друга и обусловливают друг друга так абсолютно, что одно немыслимо без другого. Однако здесь мы имеем дело не только с констатацией общей относительности (которая так удобна современному человеку для обесценивания всех оценок, да и для отрицания всех этических и духовных ценностей), но и с познанием действительности, которая, выходя за пределы этой относительности, приводит к тому, что делает возможной эту относительность: а именно к той всеохватывающей целостности, скрытой во всем индивидуальном. Это переживание целостности так же далеко от «абсолютной единственности», как и от «абсолютной множественности», от однообразности статического космоса, как и от противоречивого многообразия неукрощенного хаоса. Это переживание может быть различным в каждом «индивидууме» и все же заключать в себе все переживания единичности всех других «индивидуумов». Потому что индивидуум, или как бы мы ни называли формы бытия и явления живых существ, является не бессмысленным повторением, подражанием или простой копией космоса, а единственным в своем роде и неподражаемым выражением: осознание того, что присуще всем вместе, но не присуще одному отдельно взятому, что должен каждый пережить в себе, чтобы освободиться от самого себя».

Буддийская концепция сознания, которая демонстрируется здесь как правильная предпосылка познания, представляет собой одновременно помощь в жизни и в познании мира. Она наглядно показывает, что махаяна представляет собой расширение буддийского мышления, а не вырождение, как утверждают критики. Поэтому она, как и первоначальное учение Будды, будет играть решающую роль в наших дальнейших размышлениях.

При этом может быть полезно противопоставление главных фигур хинаяны и махаяны — архата и бодхисатвы. Архат, ученик Будды, святой «старой школы», последовательно идет первоначальным путем Будды. В противоположность ему бодхисатва не является самоспасителем, а спасителем мира, он похож на спасителя в христианском понимании. В Будде воплощены оба: архат, просветленный, и бодхисатва, учитель и помощник. Уже в этом можно увидеть значение обоих направлений. Их параллельное существование нельзя сравнить с одновременным существованием в христианской церкви. Потому что в буддизме нет догмы, о чем, конечно, можно спорить. Не зависимо от того, рассматривают ли его как учение мудрости или религию, следуют ли только Будде или также выросшим из его учения бодхисатвам, каждый, кто живет как буддист или чувствует себя вдохновленным этим учением, отмечен духом терпимости, миролюбия, добра и готовности помочь.

Поэтому буддизм является единственным учением, которое никогда, как христианство, не призывало к официальному уничтожению людей по религиозным причинам и никогда к убийству неверных — как ислам. С самого начала оно было терпимым учением, которое, возможно, по причине временной жестокости и насилия других вероисповеданий, не называли религией. Жестокость, как я считаю, несовместима с мудростью и человечностью. Этому учат Будда и бодхисатвы. И этому следуют их истинные приверженцы.