Михаил Швецов - Возрождение – предтеча реформации и эпоха борьбы с Великой Русской Империей

Ползая рабски перед формами языка и перед мнением гарсонов, русские парижане естественно также рабы и перед французскою мыслью. Таким образом сами осуждают свои бедные головы на печальный жребий не иметь во всю жизнь ни одной своей мысли».

Если бы я в своё время знал так отчётливо, как этот писатель, владевший иностранными языками и живший за границей, что невозможно кузнецу подковать голос волка под козу. Нельзя и козлёнку (kid) превратиться в бирюка. Не премину закончить этот аспект с языками несколькими важнейшими мыслями писателя для молоденьких козлят и их честолюбивых родителей из главы «На каком языке говорить отцу отечества?»:

«с. 398. В самом деле, только лишь усвоив в возможном совершенстве первоначальный материал, то есть родной язык. мы в состоянии будем в возможном же совершенстве усвоить и язык иностранный, но не прежде. Из иностранного языка мы невидимо возьмём тогда несколько чуждых нашему языку форм и согласим их, тоже невидимо и невольно, с формами нашей мысли — и тем расширим её. Существует один знаменательный факт: мы, на нашем ещё неустроенном и молодом языке( мое выделение ), можем передавать глубочайшие формы духа и мысли европейских языков: европейские поэты и мыслители все переводимы и передаваемы по-русски, а иные переведены уже в совершенстве. Между тем на европейские языки, преимущественно на французский, чрезвычайно много из русского народного языка и из художественных литературных наших произведений до сих пор совершенно непереводимо и непередаваемо.

Маменьке всё равно, на каком бы языке сынок ни мыслил, а коль на парижском, так тем даже лучше: «и изящнее, и умнее, и больше вкуса». Но она даже и того не знает, что для этого нужно переродиться во француза совсем, а с боннами и гувернёрами этого счастья всё-таки не достигнешь, а сделаешь разве лишь одну первую станцию по этой дороге, то есть перестанешь быть русским. О, маменька не знает, каким ядом она отравляет своё детище ещё с двухлетнего возраста, приглашая к нему бонну…Хорошо ещё. если он от природы глуп и благонадёжно-ограничен; тогда он проживёт свою жизнь и на французском языке, шутя, с коротенькими идейками и с парикмахерским развитием, а умрёт, совсем не заметив, что всю жизнь был дураком….

Маменька надменно усмехается. А между тем и без того уже (то есть и без французского воспитания) интеллигентный русский, даже и теперь ещё, в огромном числе экземпляров — есть не что иное, как умственный пролетарий, нечто без земли под собою, без почвы и начала, международный межеумок, носимый всеми ветрами Европы. А уж этот-то прошедший через бонн и гувернёров,…даже если он об чём-нибудь и мыслит и что-нибудь чувствует, — в сущности всё-таки не более как превосходно гантированный ( фр . — в перчатках) молодой человек, может быть уже проглотивший несколько модных увражей ( фр . — сочинений), но ум которого бродит в вечных тенебрах ( фр . — потёмки), а сердце жаждет одних аржанов ( фр . — деньги). Отцом отечества он… будет, конечно, ему ли не дослужиться, да и кому же быть, как не ему, — ну, вот, маменьке пока и довольно; но ведь только маменьке!..»

Ты уже понял, мой мальчик, что рассказ об эпохе Возрождения — это всего лишь поле известных нравственных и безнравственных идей, из которых тебе придётся выбирать. Я хочу, чтобы ты научился отличать ложь от правды. Для этого мало просто читать, тем более авторов, которые пролезли со своими вредными мыслями во все школы, телеканалы и книжные магазины, которые стали очень нужными каким-то денежным воротилам (то есть спонсорам), продав, подобно доктору Фаусту, душу дьяволу. Тебе необходимо отличать букву истории, от её духа. Только осознав дух (смысл и существо) прошлого или будущего, можно понять, куда катилось или катится колесо истории.

Забудь о совершенстве в чужих языках, но помни о практической целесообразности знания иностранных языков. Да и поездки за границу не должны быть целью, а лишь средством, чтобы не превратиться в международного межеумка. А. Зиновьев великолепно установил [9*]: «Москва есть столица не просто государства. Она есть столица истории. И я сделал великую глупость, покинув её: я выпал из истории». И далее: «На Запад следует выезжать не с целью познать Запад, а с целью познать самих себя и свои собственные возможности».

Вернёмся к основной линии наших с тобой разговоров, снова откроем книгу [16]:

«Эта скульптура «заслуженно пользуется славой самого совершенного произведения искусства. Он воплощает не только библейского царя Израиля, но идеального человека, которого искали философы Возрождения.