Кирилл Резников - Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра

20 февраля (4 марта нов. стиля) 1818 г. памятник Минину и Пожарскому при большом стечении народа был торжественно открыт. В честь открытия был устроен военный парад и исполнена оратория С.А. Дягтерева (текст Н.Д. Горчакова) «Минин и Пожарский». На постаменте была выбита надпись: «ГРАЖДАНИНУ МИНИНУ И КНЯЗЮ ПОЖАРСКОМУ БЛАГОДАРНАЯ РОССЫ. ЛЕТА 1818 г. Пушкину надпись не понравилась; он писал: «...он для нас или мещанин Косма Минин но прозванию Сухорукой, или думный дворянин Косма Минич Сухорукой, или, наконец, Кузьма Минин, выборный человек от всего Московского государства, как назван он в грамоте о избрании Михаила Фёдоровича Романова. Все это не худо было бы знать, также как имя и отчество князя Пожарского». Пушкин здесь неправ как по форме — надпись Мартоса лаконична и выразительна, так и по сути — Минин не был ни Космой, ни Сухоруком, ни мещанином (в XVII в. были посадские). Впрочем, и на солнце пятна.

Если памятник Минину и Пожарскому сразу перерос рамки романовского мифа и вошел в историческую мифологию как символ несломимой воли народа к борьбе с завоевателями, то драма Н.В. Кукольника «Рука Всевышнего Отечество спасла», поставленная на сцене Александрийского театра в январе 1834 г., носила явно верноподданический характер. Константин Алексеевич Полевой пишет, что «40 000 рублей было употреблено на постановку этой знаменитой пьесы, и самая блистательная публика наполняла ложи и кресла в первые представления её на Александрийском театре. Государь император удостоил ее своим вниманием и одобрением». Брат Константина, Николай Алексеевич Полевой, издатель «Московского телеграфа», недооценил важность мнения государя. Он опубликовал в «Московском телеграфе» разгромную статью, где критиковал пьесу за антиисторичность, в частности за авторские фантазии о Пожарском:

«Отступления от истории в драме г-на К. безмерны и несообразны ни с чем: он позволяет себе представить Заруцкого и Марину под Москвою в сношениях с Пожарским: Трубецкого делает горячим, ревностным сыном отечества, жертвующим ему своею гордостью; сближает в одно время смерть патриарха Ермогена и прибытие Пожарского под Москву; Марину сводит с ума и для эффекта сцены заставляет ее бродить по русскому стану в виде какой-то леди Макбет! Пожарский представляется притом главным орудием всех действий; народ избирает его в цари. Словом: мы не постигаем, для чего драма г-на К. названа заимствованною из отечественной истории? Тут нисколько и ничего нет исторического — ни в событиях, ни в характерах».

Последствия не заставили ждать. Полевой был вызван из Москвы в Петербург в сопровождении жандармского унтер-офицера. Ему приказали явиться на дом к начальнику Третьего отделения А.Х. Бенкендорфу [128] Александр Христофорович Бенкендорф не заслуживает клейма жестокого душителя свободы. В молодости он — герой войн с горцами, турками и Наполеоном. Став шефом корпуса жандармов, умел проявить умеренность и снисхождение. В народе его любили за доступность и помощь простым людям в судебных делах. . Когда он прибыл, в кабинете шефа жандармов уже находился министр народного просвещения С.С. Уваров. Начался допрос. Обвинителем выступал Уваров, а Бенкендорф «останавливал резкие выходки и обвинения министра народного просвещения». Уваров возмущался рецензией на драму Кукольника. Полевой возражал: «Более и более одушевляясь, он развил свой взгляд так убедительно, что граф Бенкендорф стал поддерживать его и иногда возражать Уварову». На следующий день допрос продолжили. Уваров зачитал выписки из «Московского телеграфа», свидетельствующие о вольномыслии Полевого. Бенкендорф постарался смягчить его участь, но журнал спасти не смог: в апреле 1834 г. по высочайшему повелению «Московский телеграф» был закрыт. В Москве и Петербурге ходила но рукам эпиграмма, авторство которой попеременно приписывали Пушкину, Петру Вяземскому и Денису Давыдову:

Говоря об историках, писавших о Минине и Пожарском в первой половине XIX в., следует сказать, что Минин целиком, а Пожарский — по большей части принадлежат к «посткарамзинскому» периоду. Карамзин ушел из жизни, доведя «Историю государства Российского» до убийства Прокофия Ляпунова. Лишь «Записка о древней и новой России» (1811) содержит его оценку: историк называет Минина и Пожарского «спасителями Отечества».

С 1842 г. в журналах появляются статьи молодого нижегородского учителя Павла Ивановича Мельникова (позднее писателя Андрея Печерского). В 1842 г. ему было поручено сыскать в архивах потомков Кузьмы Минина. Николай I хотел их вознаградить. Результаты поисков Мельников опубликовал в «Отечественных записках» 1842 г. Потомков он не нашел, поскольку единственный сын Минина, Нефёд, умер бездетным, но выявил много интересных сведений о нижегородской старине и о Кузьме Минине. В последующих статьях он эту тему развил. Наибольшую известность приобрела купчая 1602 г., где есть запись: «Мой двор подле Кузьмы Захарьва сына Минин Сухорука». Мельников опубликовал текст купчей в 1852 г. в журнале «Московитянин». Прозвище Сухорук было известно из «Нового летописца», где сказано: «Нижегородец имяше торговлю мясную Козма Минин, рекомый Сухорук». Теперь все узнали его отчество — Захарович.