Кирилл Резников - Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра

Пьеса Сельвинского лежала в архивах 60 лет, пока дочь писателя не передала рукопись в израильский журнал «Зеркало», где её опубликовали в 2001 г. Публикация привлекла внимание несоразмерное её художественным достоинствам. Но интерес вызвало предисловие, а не пьеса. В предисловии автор задаётся вопросом, «что такое еврейство Лжедмитрия: краска или идея?» Был ли он просто авантюристом и его еврейство не имело значения или же оно определяло особенности его психики и действий? Автор считает, что в обстановке ожидания Мессии, характерной для евреев XVII в., один из явившихся «мессий» надел личину Дмитрия и стал выразителем социального протеста. Как писал ротмистр Маскевич, «чернь желала возвести его на престол, бояре же хотели королевича». Сельвинский возмущен историками, объединившими Лжедмитриев I и II как пособников польских интервентов. Первый действительно был пособник, а второй не имел ничего общего с польской короной. Ставленник князя Шаховского и князя Телятевского, Лжедмитрий II, как и Болотников, вопреки замыслу хозяев, принял сторону крестьян, но до сих пор пребывает в дурной славе иноземного захватчика. «Не пора ли исправить эту историческую несправедливость?» — задает вопрос автор.

В историческом плане предисловие Сельвинского не лучше пьесы. Не касаясь весьма сомнительного еврейства самозванца, замечу, что он вовсе не был крестьянским царём. Как и Болотников, он перераспределял поместья с крепостными крестьянами от одних владельцев к другим. И уж чистой фантазией выглядит нежелание Лжедмитрия II быть ставленником Сигизмунда и что он настроил Марину «высокомерно и дерзко» отвергнуть обещанные королем доходы с Варшавы. Доходы с Варшавы ей никто не предлагал, и на Марину не надо было влиять, чтобы она отвергла соглашение, сопряженное с отказом от титула царицы. Сам самозванец не раз униженно писал Сигизмунду, предлагал свои услуги, обещал 10 лет платить огромную дань, соглашался начать переговоры о передаче Северской земли. Сельвинского мало волновала историческая истина. Он создавал миф, исходя из парадигмы 1920-х годов, но был рубеж 40-х. Мифа не получилось.

Постсоветский период. Ведущим российским историком, изучавшим Смутное время в последней четверти XX в. и первом десятилетии XXI в., был Р.Г. Скрынников (умер 16 июля 2009 г.). Последнее десятилетие Скрынников больше переиздавал работы о Смуте. Из новых его произведений следует назвать книгу «Три Лжедмитрия» (2003). Скрынников не скрывает отрицательного отношения к Марине и Лжедмитрию II. Он отмечает властолюбие и беспринципность Марины и ничтожество и трусость второго Лжедмитрия. Ученик Скрынникова И.О. Тюменцев опубликовал монографию «Смута в России в начале XVII столетия: Движение Лжедмитрия И» (1999), представляющую наиболее полную сводку о движении, объединившемся вокруг Лжедмитрия II. Личность самозванца мало интересует автора: в его характеристике он повторяет оценку Скрынникова.

В 2005 г. В.Н. Козляков опубликовал книгу «Марина Мнишек». В отличие от других историков автор не склонен обвинять Марину в расчётливости. Он отмечает, что когда Юрий Мнишек просватал дочь за претендента на московский престол, ей было 14—15 лет. Девочка слушалась отца и вряд ли была способна разыграть сцену у фонтана, описанную Пушкиным. В Москву Марину привезли, когда ей было 17 лет. Ей нравились общее поклонение, ценные подарки и право называть себя царицей. Были и мысли об установлении дружбы русских и поляков и об обращении московитов (для их блага) в католичество, но больше всего ей хотелось танцевать, а не слушать споры мужа с польским послом о титулах. Девять дней пробыла Марина в Кремле царицею, чтобы потом девять лет бороться за престол. Но прежде её заставили согласиться назвать себя женой отвратительного ей тогда незнакомца. А потом она его полюбила и потеряла, как и первого мужа. Козляков считает, что в иной исторической обстановке из Марины могла получиться хорошая государыня. Ведь она имела твердый характер, была мужественна и нежестока.

В литературе Марина Мнишек стала одним из самых популярных персонажей Смутного времени. В 1996 г. в журнале « Москва» была опубликована повесть Л.И. Бородина «Царица Смуты». Автор выбрал заключительный период жизни Марины — от Астрахани до московской темницы. Такая стратегия позволяет Бородину лепить свою героиню независимо от влияния образа Марины из трагедии Пушкина. Бородин не отрицает пушкинскую Марину, но со времени сцены у фонтана прошло девять лет, и новая, взрослая, Марина неизбежно отличается от юной гордячки, беседовавшей с самозванцем. Теперь она глубоко религиозная женщина, уверенная, что Господь предназначил ей особую миссию — избавить народ московский от «русинской ереси, не по чести православием именуемой», и обратить его в «лоно римской церкви». Вместе с тем в Марине появилась женщина: «Она ли не горда, она ли не владычица своих чувств, а вот поди ж ты, привязчива чисто по-бабски». Второй самозванец был ей противен, но «не заметила, как привязалась. И голову его отрубленную готова была руками обхватить от нежности, которая откуда только взялась».