Иосиф Бентковский - Женщина-калмычка Большедербетского улуса в физиологическом, религиозном и социальном отношениях

Остановившись посредине кибитки, гелюнг берет из рук жениха и невесты «шага чимген» и кладет на столик перед «большим бараном», ставит туда бурхана или ганьжур, закуривает благовонные свечки и молится. Между тем родные матери венчающихся, если есть, а если нет, то ближайшие родственницы, усаживают жениха в головах, а невесту — в ногах кровати, остальные же гости входят и садятся кругом кибитки, соблюдая порядок старшинства. Когда все усядутся чинно, жених срывает платок с головы невесты, которая только теперь увидит окончание свадьбы. В это время, по данному гелюнгом знаку, жених и невеста встают и кладут перед «большим бараном» по три земных поклона. Затем гелюнг берет «шага чимген», снимает с него платок, которым сначала и до сего времени был обвернут, срезывает до трех раз небольшие кусочки баранины и кладет пред бурханом на маленькую серебряную чашечку вроде солонки «такилан цекце» (это значит «жертвоприношение») и потом дает по такому ж кусочку в сообщение жертвы жениху, невесте их родственникам и всем присутствующим, а «шага чимген» кладет на прежнее место. Принятые кусочки съедаются, и каждый кладет 3 земные поклона в благодарность Богу за совершение дела, которое заканчивается очищением, т. е. политием на руки понемногу освященной воды «аршан». Прихлебнув с руки этой воды, калмыки помазывают этою же водою глаза и темя, и обряд венчания кончен.

Теперь вступает в свои права обычай. Он начинается, как это и везде водится, с поздравления молодых. Чарка арзы обходит по старшинству из рук в руки всю компанию, но никто не имеет права выпить, не сказав приличной случаю речи, на которые, заметим, калмыки очень находчивы. Иной с четверть часа будет говорить речь с большим смыслом, а иногда и с чувством. Женщины тоже не упускают удобного случая выказать свой ум, находчивость и чувства.

Окончив поздравления, молодые, предшествуемые своими матерями, а за ними и все выходят из кибитки и отправляются в родительскую кибитку. Молодые садятся с наружной стороны против дверей, а двое молодых людей — внутри по обоим бокам. Первым подают чашку сырого бараньего сала, нарезанного кусками, а последним велят держать за концы вытянутую шкуру только что зарезанного барана. В одно время молодая берет куски сала и бросает внутрь кибитки, стараясь попасть в огонь, под таганом горящий, а молодежь тянет кожу из всей силы, каждый к себе.

Если молодая попадет хоть раз (а чем больше, тем лучше) под таган куском сала, а молодым людям удастся растянуть овчину до того, что порвется, то это считается счастливым предзнаменованием. Значит, огонь будет всегда ярко гореть под таганом, что возможно только при довольствии, а скот молодых увеличивается без числа, как увеличилась растянутая овчина.

Затем, при шумных одобрениях и душевных пожеланиях молодым счастливой жизни, все входят в кибитку, садятся по своим местам, и начинается угощение чаем, арзою, водкою и разными закусками. Спустя час или два среди усиливавшегося говора и шума две ближайшие родственницы, если есть — тетки, незаметно для пирующих уводят молодую в ее кибитку и там втихомолку, без всяких уже церемоний расплетают ее девичью косу на две, надевают на них «шыбирлик» и, пожелав доброй ночи, уходят. Молодая долго остается одна; молодой должен к ней войти, никем не замечаемый, а такой случай, быть может, нескоро ему представится. Чуть свет, молодой, опять никем не замеченный, выходит из кибитки, седлает коня и отправляется в табун, если же у него нет ни коня, ни табуна, то пешком идет скрываться от людей где-нибудь в степи и только ночью может возвратиться к ожидающей его жене… Так продолжается до тех пор, пока не разъедутся гости. Молодой все это время никого не видит, следовательно, никто не беспокоит неуместными шутками и намеками; так как никто не имеет права войти в ее кибитку, ни она из нее выйти.

Святилище Гименея закрыто для всех посторонних. Стыдливость молодой защищена, и любопытство детей-подростков не подстрекнуто неосторожностью старших… Обычай, заслуживающий, быть может, подражания.

Бракосочетание с одним и тем же лицом повторяется буддистами, что, впрочем, случается чрезвычайно редко, и то тогда только, когда, по прошествии 7 лет, жена не рожает детей, а муж по любви и привязанности к ней не пожелает развода. Тут предполагается, что при первом бракосочетании, по ошибке или злому умыслу, сделано было в чем-нибудь упущение, и что если повторить с начала до конца брачную церемонию, то Бог даст детей… В таком случае, по совету «зурхачи», в известное время супруги расходятся на месяц, два или более, жена отправляется к родителям или в другое кочевье; и начинается сватанье вновь, со всеми последующими обрядами.5