Эммануэль, окончив свое главное дело, обратил еще внимание на расположение как самого города, так и его окрестностей. До сих пор мы видели, что Ставрополь строился по всем правилам архитектурного искусства, особенно станица, а теперь ни один из граждан не мог начинать ни одной постройки без совета архитектора; предоставлялось только некоторым бедным мещанам, селившимся по речкам Ташле, Мутнянке и Мамайке, где они по большей части занимались садоводством и огородничеством, производить для себя постройки сообразно с местностью, которая мало представляла возможности к устройству правильных улиц.
В 1829 и 1830 годах в Ставрополе образовалось несколько новых улиц, хотя и незначительных, но не менее того служивших неким доказательством, что народонаселение города увеличилось; город распространялся теперь более и более к югу и именно в верхней своей части, известной ныне под именем Солдатской слободки. Эта часть города была в то время самой беднейшей по своим постройкам, но превосходила несколько своей опрятностью жилища граждан, селившихся по северному горному скату от нынешних присутственных мест и бывшей крепости. Зато поселения по Ташле и Мамайке вполне могли называться богатейшими по хозяйственным заведениям и служить своими садами и рощами украшением городу. Эммануэлю так сильно понравилось Ташлинское поселение, что он устроил там для себя загородный дом и дачу. Дача эта существует до сих пор, и хотя давно уже принадлежит почетному гражданину Волобуеву, но в народе носит название Эммануэлевской. Она расположена по обеим сторонам речки Ташлы и составляет как в прежнее, так и в настоящее время крайнее население Ставрополя на северо-востоке.
Вот все, что мы успели собрать о деятельности генерала Эммануэля в отношении нашего города. Что же касается до жизни и военных подвигов его, то мы советуем обратиться к сочинению князя Голицына: «Жизнеописание генерала от кавалерии Эммануэля. Санкт-Петербург. 1851 г.». Автор, приступая к своему труду, начинает его такими словами: «Молодой венгерский дворянин, без всякого покровительства, кроме мужества своего, твердой воли, прямодушия и непоколебимой привязанности ко всему тому, чего требуют долг чести и долг службы, приезжает в Россию, и по истечении лет тридцати является генералом от кавалерии и начальником Кавказской области». Князь Голицын, находясь в близких отношениях к Эммануэлю, изобразил своего бывшего начальника в настоящем виде, поэтому составленная им биография не ограничивается одним послужным списком, а представляет двойную занимательность, как материал для военной истории и как прекрасная характеристика человека, замечательного во многих отношениях.
В 1831 году Эммануэль, по военным обстоятельствам, мало обращал внимания на Ставрополь и почти все это время провел на левом фланге Кавказской линии и в Дагестане. Наконец, в августе этого же года, преследуя фанатика Кази-Муллу от крепости Внезапной, был жестоко ранен в сражении при селении Акташ-Аухе и, не могши продолжать службу, сдал командование войсками и управление Кавказской областью генерал-лейтенанту Вельяминову.
Алексей Александрович Вельяминов принадлежал к числу тех решительных людей, которые, если захотят, все могут делать. Когда известие о назначении его пронеслось по Ставрополю, думали, что город совершенно будет изменен в отношении его администрации и общественного быта; но, пока граждане составляли планы в воображении, с чего начнутся преобразования, Вельяминов прибыл в город и, к общему всех удивлению, мало обратил внимания на его наружность. Занятый, по большей части, военными делами, Вельяминов на первый раз почти не входил в общественную жизнь Ставрополя и не старался вникать в ее заповедные тайны, которые, по справедливости можно сказать, и не заключали тогда в себе ничего любопытного. При том жители Ставрополя едва только начали оправляться от боязни, нанесенной городу холерой, которая причинила ему довольно чувствительный удар относительно народонаселения. Все это Вельяминову было очень хорошо известно, и, хотя он не действовал наперекор обществу, но держал себя от него в отдалении. Все, знавшие Вельяминова лично, отзываются о нем таким образом: «Алексей Александрович выказывал себя только при стечении чрезвычайных обстоятельств. От его необыкновенной проницательности ускользало разве только то, чем он пренебрегал. Перед железной силой его воли преклонялось все, исчезали все трудности. Он не терял слов по-пустому; речь его была ясна и сильна, повеление коротко и убедительно, так что никто не смел и думать о невозможности или медленности исполнения. Редко видели его улыбающимся или сердитым. Спокойная осанка и речь прямая, без всяких изворотов, означали довольство и доброжелательство; но упорное молчание, привычка выдергивать себе волосы из бакенбардов и сдувать их с ладони означали противное, и кто был принят Вельяминовым в таком расположении духа, тому не доводилось похвалиться хорошим его приемом… Таков был постоянно Вельяминов и в кабинете, и перед войском, в походах чрез леса и горы, и на поле сражения. Всякий больше смерти боялся его молчаливой немилости, его безмолвного презрения; зато лестное слово от Вельяминова было лучшей наградой за исправность. Любовь к отдельным лицам в сердце его поглощалась любовью к Отечеству, в обширном смысле этого слова. Русские высоко его ценили; а сыны гор видели в нем силу неодолимую. Когда, бывало, слышали они: „Вельяминов хочет“, тогда всякое сопротивление казалось для них невозможным. „Вельяминов идет“ значило: нет никакого спасения». [3] Так характеризует Вельяминова граф Стейнбок в прекрасном историческом рассказе «Последний вали Большой Кабарды», помещенном в 33 и 35 NoNo газеты «Кавказ» за 1854.
Читать дальше