Умение выждать было одной из особенностей характера Саввы Тимофеевича. Оно проявлялось не только в словах, но прежде всего — в поступках. Глубокий аналитический ум, склонность проникать в суть проблемы, умение строить долгосрочные прогнозы — всё это заставляло Морозова не торопиться в действиях, выжидать благоприятный момент, отказываться от тех дел, в благополучном исходе которых он сомневался. Савва Тимофеевич предпочитал действовать наверняка. Не в его обычае было тратить понапрасну собственное время, силы и деньги.
В начале 1890-х годов Савва Тимофеевич изъявил «намерение заняться общественными делами и занять подобающее положение среди купечества». Купец Н. А. Варенцов приводит следующий эпизод: «Группа лиц, организовавшая Среднеазиатскую выставку, при выборе членов комитета выставки выдвинула его в члены, и он был выбран единогласно… В то время значительная часть купечества относилась отрицательно к этой выставке и ожидала полного провала ее. Савва Тимофеевич принял с охотой эту обязанность, но ни разу не посетил заседаний комитета во время ее организационных работ, то есть в то время, когда он всего больше мог бы принести пользы для дела. Посещение же им комитета началось только… когда успех выставки был несомненен — после принятия звания почетного председателя выставки великим князем Сергеем Александровичем». [92] Варенцов Н. А. Указ. соч. С. 515.
В то время многие крупные предприниматели безвозмездно занимались общественной деятельностью, жертвуя на нее собственное время, силы и деньги. Если русский коммерсант участвовал в работе органов городского управления, брался за организацию выставки или, наряду с ведением дел собственной фирмы, включался в заседания банковского правления, «пробивал» в правительстве выгодные для предпринимательской братии законы, он «пахал» по полной программе: «взялся за гуж, не говори, что не дюж». Тут никто не гнался за славой: единственной платой за деятельность на благо общества служили добрая слава и почет. Ясно, что поведение Морозова противоречило норме, существовавшей в купеческой среде того времени. Оно могло расцениваться как ненадежность и даже как трусость, давало коллегам-предпринимателям повод упрекать Савву Тимофеевича в чрезмерном осторожничанье и великой гордыне.
Как уже отмечалось, Савва Тимофеевич умел проникать в суть проблемы и предугадывать конечный результат, обладал редкой способностью видеть людей «насквозь». Морозов гордился силой собственного ума. В голове его бурлило честолюбивое осознание своего интеллектуального превосходства. Крепость его честолюбия строилась на таком мощном фундаменте, как горделивый ум и житейская мудрость. А. В. Амфитеатров так и писал о Морозове: «В умной, честолюбивой, молодой голове его бродили мысли и планы замечательные».
Но была у этой крепости и другая, менее бросающаяся в глаза особенность: одна из ее стен нависала над пропастью, имя которой — неуверенность в себе. Марк Алданов отмечал: «Морозов вообще очень плохо верил людям, но… всего меньше верил в себя и себе». Это же подтверждают другие источники. Одним из способов самоутвердиться, пусть и не самым надежным, являлись похвалы, подарки, получение почестей и наград. Они компенсировали, хотя бы отчасти, неуверенность купца в собственных силах, заставляли его поверить в себя. Известно, что наград Савва Тимофеевич получил немало. [93] См.: Российский государственный исторический архив. Ф. 20. On. 1. Д. 545; Ф. 20. Оп. 2. Д. 706, 880, 1204, 1206; Ф. 20. Оп. 5. Д. 112.
В частности, он был удостоен звания мануфактур-советника (1893), был награжден орденами Святой Анны 3-й (1892), а затем и 2-й степени (1896).
Морозов ценил внимание к своей персоне и тонко чувствовал природу этого внимания. Марк Алданов в уста одного из своих персонажей вложил следующее наблюдение: «У меня к нему (к С. Т. Морозову. — А. Ф. ), не знаю, почему, очень большая симпатия, мне даже самому совестно: ведь, в конце концов, независимо от его достоинств, главная его сила в огромном богатстве. Если б он был беден, люди им интересовались бы неизмеримо меньше». Действительно, люди самого разного положения низкопоклонствовали перед богатством Саввы Морозова. По словам Амфитеатрова, «лестью взять его было нельзя, но, глубочайше презирая своих льстецов, да и вообще людям не великую цену ставя, он не препятствовал им подличать, сколько кому угодно. Зато в своей интимной компании, состоявшей из самых неожиданно-разнообразных людей, жестоко высмеивал непрошеное куртизанство, величественно толпившееся вокруг него». Тех же, кто выказывал ему уважение без лести, Морозов особенно ценил и ставил выше прочих. Так, во время Всероссийской выставки 1896 года в Нижнем Новгороде, на устроенном в честь Морозова обеде «атмосфера лести дошла до невыносимого напряжения. Лесть лилась потоками из каждого тоста. Льстили даже такие люди, которым ни по положению, ни по обычным их житейским целям, слишком далеким от морозовской сферы, незачем было льстить: льстили из любви к искусству, из платонического трепета пред миллионами». Один из организаторов выставки, Михаил Ильич Кази, будучи человеком честным, «долго морщился, наконец, встал и произнес:
Читать дальше