Марк Азов - Визит 'Джалиты'

- Здравствуйте, - заулыбался грек. - У вас табачочек не найдется? У нас весь выкурился. - Грек вытащил золотой портсигар - аванс дамы, нажал кнопочку. По лицу мужика запрыгали солнечные зайчики, заиграла музыка. - Немного пустует. Правда?

- Ух ты! - мужик, как младенец, потянулся к игрушке. - Живут же люди!

- У вас свинки живут не хуже, - заметил грек. - Картофель фри кушают.

- Так ведь у нас пансион мадам-капитан.

- Дама-капитан?!

- Муж у нее капитан, а сама мадам пансион содержит: господа живут, которые больные, нуждаются в поправке. Я сторожем при них. - Сторож не сводил глаз с портсигара. - А сколько, к примеру, тянет этот портсигар?

- Два пуда сахар.

- Ну уж и два!..

В столовой санатория дети уже допили чай и составляли стаканы на поднос, когда вошел грек. Он нес объемистый бумажный куль с казенной лиловой печатью. Куль был не полон, но достаточно тяжел. Грек поискал глазами, куда бы пересыпать содержимое, увидел большой стеклянный шар, видимо, бывший аквариум без воды и рыбок, опрокинул над ним куль, потекла струйка сахарного песка. Струйка становилась струей, сосуд наполнялся сахаром. Дети смотрели как зачарованные.

- Мимо ваших ворот молочный речка течет с кисельный бережочек, - сказал грек загадочно и вышел из столовой.

Мимо ворот климатической станции по-прежнему под охраной солдат катились возы, груженные ящиками, мешками и кулями. На них лиловели такие же казенные печати, как на том куле с сахаром, который грек принес из пансиона мадам-капитан.

В ЭТО ВРЕМЯ В МОСКВЕ

В Москве в это время уже выпал снег. От снега слегка посветлели улицы. А больше, собственно говоря, освещать их было нечем: кое-где горели одиночные неразбитые фонари, да у извозчиков за фонарными стеклами колыхались желтые язычки огня. Свет гасили рано: спешили лечь спать, зарыться под одеяло, потому что в домах было холодно, топить нечем. Долго не гасли лишь окна учреждений: в те времена работали чуть ли не до утра. На фасаде Наркомата здравоохранения желтели ряды окон. В приемной подшивала бумаги бессменная секретарша.

- Нарком у себя? - спрашивали все, кто входил в приемную.

И всем она отвечала одинаково:

- Товарищ Семашко на совещании в Отделе лечебных местностей.

Совещание только начиналось.

- Уважаемые коллеги, - говорил Николай Александрович Семашко, народный комиссар здравоохранения, прохаживаясь вдоль длинного стола для заседаний, уставленного стаканами жидкого чая в солидных дореволюционных подстаканниках. - Хочу вам напомнить, что еще в прошлом, 1919 году постановлением Совнаркома от 4 апреля все лечебные местности и курорты, где бы таковые на территории России ни находились, переходят в собственность республики и используются для лечебных целей. Подчеркиваю: где бы ни находились! В том числе и в Крыму, где мы уже приступили в свое время к национализации курортов, но, к сожалению, нам помешали деникинский десант и врангелевщина. - Нарком быстро оглядел собравшихся здесь врачей, одетых весьма разномастно: кто в кителе царского еще образца, кто в новой форме врача Красной Армии, а кто, как и сам нарком, в пиджачной тройке. - Сейчас, когда Красная Армия вновь вступает в пределы Крыма, я прошу вас, русских курортных врачей, мобилизовать все свои силы и знания. В Крыму мы наглядно осуществим лозунг о переселении бедноты из хижин во дворцы богачей. - Семашко взглянул на бородатого профессора, о котором знал точно: профессор терпеть не может лозунгов. - Мой совет вам, профессор, безотлагательно затребовать под тубсанаторий царскую дачу в Ливадии.

- У кого затребовать? У Врангеля?

- Пока соответствующие учреждения рассмотрят вашу просьбу - это при нашей-то канцелярской волоките, - от Врангеля в Крыму и следа не останется, заверил нарком.

- Это не совсем точно, - сказал негромко человек, сидевший в стороне от всех, возле шкафа с делами Отдела лечебных местностей. - От врангелевщины останется довольно глубокий след.

Никто, кроме наркома, не расслышал его слов, а Николай Александрович подумал: "Где-то я уже встречал этого товарища. На редкость домашний, уютный человек. Пристроился себе в уголочке и что-то черкает в тетрадке, слюнявя химический карандаш. Смешно: на нижней губе у него отпечаталась фиолетовая риска..."

Когда совещание окончилось, нарком подошел к нему:

- Вы от Дзержинского?

- Именно так.

- Пройдемте, пожалуйста, в мой кабинет...

В кабинете Семашко выключил верхний свет, включил настольную лампу.