Виктор Сонькин - Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу

Это один из самых ранних латинских текстов, написанных женщиной, первый известный нам письменный памятник, созданный в Британии, и, возможно, первое в истории сохранившееся женское письмо.

Виндоландские таблички стали важной вехой для науки об античности. Ученые узнали много нового о римском почерке, получили подтверждение догадкам о широкой и повсеместной грамотности и узнали, что у римлян было бранное слово для аборигенов — brittunculi , «британчики».

Фрагмент виндоландской таблички 291.

Едва ли не единственное место, где при Адриане шли ожесточенные боевые действия, — это Палестина (что опять-таки проводит печальную параллель между временем Адриана и современностью). Поначалу отношения между Адрианом и иудеями складывались неплохо, но, когда император решил переименовать Иерусалим в город под названием Колония Элия Капитолина, построить храм Юпитера на месте разрушенного Соломонова храма и запретить обрезание, начался бунт. Зрел он долго — евреи не хотели повторять ошибок предыдущей войны за 60 лет до того. Во главе сопротивления встал Симон Бар-Кохба, объявивший себя мессией. Римляне недооценили размах мятежа. Когда стало ясно, что дела обстоят серьезно, Адриан вызвал из Британии одного из своих лучших генералов и стянул в Палестину легионы со всей империи. Война продолжалась несколько лет. Обе стороны несли огромные потери. Посылая в Сенат письмо о положении дел, Адриан даже не включил в него традиционную формулу «Я и мои легионы в порядке».

В конце концов восстание Бар-Кохбы удалось утопить в крови. Античные источники утверждают, что римляне уничтожили почти 600 тысяч евреев, 50 укрепленных городов и тысячу деревень. Иудеи были изгнаны из Иерусалима. Им запретили приближаться к священному для них городу. Адриан попытался уничтожить иудейскую религию, в которой он теперь видел источник смут и войн: свиток Торы был торжественно сожжен на Храмовой горе, которую украсили статуи Юпитера и самого Адриана. Обучение Торе и еврейский календарь тоже попали под запрет. Провинция была переименована из Иудеи в Палестину Сирийскую. С этого момента начинается история рассеяния евреев по миру. В иудейской традиции имя Адриана упоминается не иначе как с добавлением заклинания шхик асамот , «да сокрушатся его кости».

Адриан хотел, чтобы его считали интеллектуалом. В римском обществе отношение к ученым занятиям было двойственное: с одной стороны, без инженеров и администраторов нельзя было управлять империей, с другой — сентиментальное представление о том, что единственные благородные занятия суть война и сельское хозяйство, сохранялось в умах, хотя и утратило всякую связь с реальностью. Умственным трудом — например, медициной или педагогикой — занимались в основном жители восточной половины империи, которые независимо от цвета кожи и кроя одежды считались греками. Римлянин-интеллектуал мог быть только эллинофилом, и Адриан им был — до такой степени, что история сохранила прилепившееся к нему обидное прозвище Graeculus («гречонок»).

Еще один признак любви Адриана ко всему греческому заметен на любом его портрете: он первым из римских императоров стал на эллинский манер носить бороду. Злые языки, правда, говорили, что не из любви к искусству, а чтобы скрыть дефекты кожи.

Адриан был страшно жаден до любых знаний и во всем пытался превзойти признанных мастеров. Он играл на музыкальных инструментах и пел, занимался математикой, рисовал, сочинял стихи. Не во всех занятиях ему сопутствовал успех, как видно из истории про Аполлодора. Но не все вели себя так же смело, как знаменитый архитектор. Однажды в ходе ученого разговора император стал критиковать выражение, употребленное философом Фаворином. Фаворин легко согласился с критикой. Когда позже друзья стали упрекать философа за подобострастие, он ответил: «Как можно не считать самым ученым того из нас, кто командует тридцатью легионами?»

Та же жажда знаний гнала Адриана в путешествия. Все, о чем он читал в книгах, он хотел увидеть собственными глазами. Следует помнить, что в те времена любая поездка была делом сложным и главное — очень долгим. Даже правительственный гонец, меняющий лошадь на каждой станции, не мог преодолеть за день больше сотни миль, а император со свитой, конечно, передвигался во много раз медленнее. Это значило, что Рим на долгие месяцы и даже годы оставался под присмотром кого-то из доверенных людей императора, — и тот факт, что власть Адриана за время его путешествий ни разу всерьез не пошатнулась, говорит о его правлении больше, чем все язвительные замечания биографов.