Но одного лишь соперничества возниц было бы недостаточно для того уровня боевого безумия, которым была пронизана атмосфера скачек. Дело в том, что скачки были не индивидуальным, а командным спортом. Для обозначения понятия «команда» использовалось слово factio , во множественном числе factiones — то же самое, которое в республиканскую пору обозначало нечто вроде политических партий. Их было четыре: белые, красные, синие и зеленые. Позднеантичные христианские авторы, которые в ходе страстного осуждения языческих развлечений сообщили довольно много технических подробностей, уверяют, что эти цвета обозначали времена года (например, синий — осень). При Домициане к ним добавились пурпурный и золотой, но это нововведение просуществовало недолго.
Болельщики во все эпохи совершенно одинаковы. Люди, склонные брюзжать по поводу слишком рьяного увлечения спортом, — тоже. Вот что писал Плиний Младший в одном из своих писем:
Плиний Кальвизию привет.
Все это время я провел среди табличек и книжек в самом приятном покое. «Каким образом, — спросишь, — мог ты добиться этого в городе?» Были цирковые игры, а этим родом зрелищ я отнюдь не увлекаюсь: тут нет ничего нового, ничего разнообразного, ничего, что стоило бы посмотреть больше одного раза.
Тем удивительнее для меня, что тысячи взрослых мужчин так по-детски жаждут опять и опять видеть бегущих лошадей и стоящих на колесницах людей. Если бы их еще привлекала быстрота коней или искусство людей, то в этом был бы некоторый смысл, но они благоволят к тряпке, тряпку любят, и если бы во время самих бегов в середине состязания этот цвет перенести туда, а тот сюда, то вместе с ней перейдет и страстное сочувствие, и люди сразу же забудут тех возниц и тех лошадей, которых они издали узнавали, чьи имена выкрикивали. Такой симпатией, таким значением пользуется какая-то ничтожнейшая туника, не говорю уже у черни, которая ничтожнее туники, но и у некоторых серьезных людей; когда я вспоминаю, сколько времени проводят они за этим пустым, пошлым делом и с какой ненасытностью, то меня охватывает удовольствие, что этим удовольствием я не захвачен. И в эти дни, которые многие теряют на самое бездельное занятие, я с таким наслаждением отдаю свой досуг литературной работе. Будь здоров. [42] Пер. М. Е. Сергеенко.
Естественно, соперничество порой доходило до стычек, драк, кровопролития. Римская страсть к скачкам передалась византийцам. В 532 году спортивные страсти константинопольских болельщиков переросли в восстание, в ходе которого сгорело полгорода, а император Юстиниан едва не лишился престола.
Интересно, что преданность какой-то конкретной команде (из которых самыми популярными были синие и зеленые) была свойственна именно болельщикам, а не возницам: из эпитафий и других свидетельств очевидно, что многие спортсмены на протяжении своей карьеры выступали за разные команды, нередко — за все четыре. Зато от болельщиков до нас дошли свинцовые таблички с заклинаниями такого содержания: «Демон, кто бы ты ни был, с этого дня, с этого часа, с этого мгновения истязай и казни лошадей „зеленых“ и „белых“, убивай их возниц, обрушь колесницы, не оставь дыханья в их телах». «Искалечь каждый член, каждое сухожилие, плечи, лодыжки и локти „красных“ возничих, доведи до исступления их рассудок, их разум, их чувства, пусть они не знают, куда правят, выдави им глаза, пусть не видят пути — и они, и их кони».
Бен-Гур
В 1880 году американский генерал Лью Уоллес опубликовал роман о жизни и судьбе иудейского аристократа, чья жизнь преображается от соприкосновения с Христом и первыми христианами. Роман назывался «Бен-Гур: История Христа». Уоллес провел долгие годы в библиотеках, стараясь узнать все, что можно, о жизни римской Иудеи — о тканях, которые тогда носили, о местной флоре и фауне, о быте, об архитектуре и строительстве. Критики всегда относились к «Бен-Гуру» пренебрежительно, но коммерческий успех романа был феноменален. Он быстро потеснил «Хижину дяди Тома» с первого места в списке бестселлеров и оставался самой многотиражной американской книгой (за исключением Библии) до появления «Унесенных ветром». Успех «Бен-Гура» заставил религиозную американскую публику пересмотреть отношение к безбожной практике писания романов, так что в истории американской литературы Уоллес сыграл далеко не последнюю роль. Но едва ли не большую роль он сыграл в истории кино. Сцена гонок на колеснице, в которой главный герой соревнуется с бывшим другом детства, а ныне злейшим врагом, римлянином Мессалой, из экранизации 1959 года стала легендарной. Не всем известно, что до «Бен-Гура» с Чарлтоном Хестоном в главной роли, фильма, который собрал одиннадцать «Оскаров», спас от финансового краха компанию MGM и возродил интерес к древнеримским сагам на большом экране, был немой фильм 1925 года с выдающимся Рамоном Новарро в главной роли и в нем тоже центральное место занимала колесничная гонка. Там, правда, не было феноменального прыжка белых коней Бен-Гура через обломки разбившейся колесницы, но по уровню операторской работы и по напряженности кадра «Бен-Гур» 1925 года едва ли не превосходит знаменитый ремейк. Уже тогда при подготовке пришлось серьезно задуматься о том, как именно была устроена технология римских цирковых скачек — в современном спорте никакого аналога им не существует. Съемки обоих «Бен-Гуров» по праву считаются выдающимися достижениями так называемой «практической археологии». Но даже это еще не все! В 1907 году, в младенческую пору синематографа, был снят пятнадцатиминутный «Бен-Гур» — тоже с колесничной гонкой! В роли возниц выступали пожарные со своими водовозными клячами; сцену снимали на пляже в Нью-Джерси.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу