В новейшее время в изучении законодательного творения Юстиниана замечается интересное явление. До сих пор изучение Юстинианова свода, не считая новелл, служило средством для лучшего знакомства с римским правом и имело, таким образом, вспомогательное значение. Сам по себе свод не изучался, не служил предметом «независимого» исследования. При такой постановке вопроса главный упрек делу Юстиниана заключался в том, что он или, скорее, Трибониан, извратил классическое право, сокращая или дополняя тексты. В наши дни, однако, упор делается на то, соответствовало ли творение Юстиниана нуждам его времени, в какой мере оно успело их удовлетворить. Изменения классических текстов надо, соответственно, рассматривать не как результат произвола составителей, а как результат их желания приспособить римское право к условиям жизни восточной империи VI века.
Успех кодекса в выполнении этой задачи следует рассматривать в связи с общими общественными условиями времени. И эллинизм, и христианство должны были оказать влияние на работу составителей. Живые обычаи Востока также должны были быть отражены в пересмотре старинных римских законов. В соответствии с этим некоторые исследователи говорят о восточном характере законодательной деятельности Юстиниана. Задача современной историко-юридической науки – определить и оценить византийские влияния на Юстиниановом Своде, а именно в кодексе, дигестах и институциях. [335] [335] P. Collinet. Etudes historiques sur le droit de Justinien. Paris, 1912, vol. I, p. 7-44.
Новеллы Юстиниана как текущее законодательство, конечно, отражали на себе условия и нужды современной эпохи.
Острогорского не называет (у него оно только в примечании). В основном же тексте А. А. Васильев по непонятным причинам пишет о Г. А. Острогорском – «a German scholar». Ввиду того, что последняя характеристика никак не соответствует истине, редактор рискнул предложить замену.
Во время Юстиниана процветали три школы права. Одна – в Константинополе, другая – в Риме и третья в Бейруте. Все остальные школы были закрыты, ибо они служили базой для язычества. В 551 году Бейрут (Берит) был разрушен страшным землетрясением, за которым последовала приливная волна и пожар. Бейрутская школа была перенесена в Сидон, но в дальнейшем значения не имела. В России, при царе Федоре Алексеевиче (1676–1682), существовал проект перевода Юстинианова Свода на русский. Г. А. Острогорский [науч.ред.19] [науч.ред.19] А. А. Васильев непосредственно в тексте английской версии (р. 147) имени Г. А.
опубликовал недавно статью по этому вопросу, где назвал этот проект подвигом, достойным Геракла (hoc opus Hercule dignum). К сожалению, этот проект реализован не был. [336] [336] См.: G. Ostrogorshi. Das Project einer Rangtabelle aus der Zeit des Zaren Fedor AlekseeviC. – Jahrbuch fur Kultur und Geschichte der Slaven, Bd. IX, 1933, S. 133, Anm. 131.
[науч.ред.20] [науч.ред.20] В этом примечании А. А. Васильев пишет далее, что Г. А. Остро-горский ссылается на статью Левенсона (L. Loewenson) по тому же вопросу. Однако название статьи не указано. Не указан также год выхода тома журнала, где статья была опубликована. Речь же идет – по данным А. А. Васильева – о «Zeitschrift zur Osteuropaische Geschichte» (N. F., Bd. II, Teil 2, S. 234 ff.). В сводной библиографии, завершающей книгу, этой статьи также нет.
Церковная политика Юстиниана
Как наследник римских цезарей, Юстиниан считал своей обязанностью воссоздать Римскую империю. Но вместе с этим он желал, чтобы в государстве был один закон и одна вера. «Единое государство, единый закон и единая церковь» – такова была краткая формула всей государственной деятельности Юстиниана. Исходя из принципа абсолютной власти, он полагал, что в хорошо устроенном государстве все должно было подлежать императорскому вниманию. Понимая, какое прекрасное орудие для правительства представляла собой церковь, он прилагал все усилия к тому, чтобы она находилась в его руках. Исследователями обсуждался вопрос о том, какие побуждения руководили Юстинианом в его церковной политике; в то время как одни склонялись к тому, что в последней политические мотивы стояли на первом плане, что религия была лишь прислужницей государства для государственных целей, [337] [337] См.: A. Knecht. Die Religions-Politik Kaiser Justinians. Wiirzburg, 1896, SS. 53, 147; J. Lebon. Le Monophysisme severien. Paris, 1909, pp. 73- 83; Ю.А. Куликовский. История Византии. СПб.: «Алетейя», 1996, том II, с. 193-215.
другие писали, что этот «второй Константин Великий за делами церкви готов был забывать свои прямые обязанности государственные». [338] [338] А. Лебедев. Вселенские соборы шестого, седьмого и восьмого века. СПб., 1904, с. 16.
Желая быть хозяином в церкви, Юстиниан не только стремился иметь в своих руках внутреннее управление и судьбу духовенства, не исключая самых высших его представителей, но и считал своим правом устанавливать среди своих подданных определенную догму. Какого религиозного направления придерживался император, такого же направления должны были придерживаться и его подданные. На основании вышеизложенного византийский император имел право регулировать быт духовенства, замещать по своему усмотрению высшие иерархические должности, выступать в качестве посредника и судьи в клире; он покровительствовал церкви в лице ее служителей, способствовал постройке храмов, монастырей, умножению их привилегий; наконец, император устанавливал вероисповедное единство среди всех подданных империи, давал последним норму правоверного учения, участвовал в догматических спорах и давал заключительное решение по спорным догматическим вопросам. Подобная политика светского преобладания в религиозных и церковных делах, вплоть до тайников религиозных убеждений человека, особенно ярко проявленная Юстинианом, получила в истории название цезарепапизма, и этот император считается одним из наиболее типичных представителей цезарепапистического направления. [339] [339] О цезарепапизме в Византии см.: G. Ostrogorski. Relation between the Church and the State in Byzantium. – Annales de I'lnstitut Kondakov vol. IV, 1931, pp. 121-123. См. также: В. Biondi. Giustiniano Primo Principe e Legislatore Cattolico. Milano, 1936, pp. 11-13.
Глава государства был цезарем и папой, т. е. совмещал в своей особе всю полноту власти светской и духовной. Для историков, выдвигающих политическую сторону деятельности Юстиниана, главным мотивом его цезарепапизма было стремление обеспечить свою политическую власть, укрепить государство и найти для случайно доставшегося ему трона религиозную опору.
Читать дальше