Томас Рид - Мароны

- Выпороть дикаря! - крикнула прекрасная Юдифь. - Пусть это послужит примером для остальных, чтобы знали, как поднимать на нас руку!

- Да-да, выпороть! Дать ему сотню плетей для начала, слышите, Рэвнер?

- Не беспокойтесь, - заверил его достойный управляющий, стаскивая жертву вниз по ступеням. - Все сполна получит!

Последовавшая за этим расправа превзошла даже только что описанные ужасы клеймения. Молодого фулаха привязали к столбу, специально поставленному во дворе для подобных целей. Началось истязание. И, когда в воздухе просвистел последний, сотый удар, залитое кровью бесчувственное тело скользнуло к подножию столба.

Стоявшие на веранде не проявили ни малейших признаков жалости. Наоборот, и отец и дочь, глядя на муки своей жертвы, казалось, испытывали удовольствие. Они оставались на веранде, пока не были заклеймены все захваченные хитростью мандинги.

Глава XXII

НОЧЛЕГ В ЛЕСУ

Расставшись с прекрасной кузиной, а также с домом негостеприимного дяди, Герберт Воган углубился в густой кустарник и зашагал к правой цепи холмов. Как ни велико было его душевное смятение, он все же подумал о том, что не следует возвращаться прежней дорогой. Он не хотел встречаться ни с кем из обитателей плантации. Оскорбленному юноше казалось, что все уже осведомлены о том, каким унижениям он здесь подвергся, какой прием оказал ему дядя. Дойдя до конца сада, он перепрыгнул через невысокую ограду и стал подниматься по лесистому склону.

Сначала он никак не мог успокоиться. В душе его боролись два чувства, столь же противоположные, как тьма и свет, горе и радость, ненависть и любовь. Но он был слишком одинок и беззащитен, чтобы долго предаваться бесплодным переживаниям - для него они были слишком большой роскошью. И понемногу буря, кипевшая в нем, утихла. Добравшись до гребня холма, Герберт, прежде чем войти в лесную чащу, начинавшуюся на противоположном склоне, обернулся и сквозь просвет между деревьями в последний раз взглянул на белые стены и зеленые жалюзи Горного Приюта. В его взгляде можно было прочесть скорее сожаление, чем досаду. И когда, наконец, он отвернулся и вступил под мрачные своды леса, на душе его стало еще безотраднее.

Вернуться в Монтего-Бей, поискать себе там скромного пристанища, дождаться, когда вернут ему скудный багаж, все еще находящийся на пути к Горному Приюту, - таков был незамысловатый, сам собой напрашивающийся план ближайших действий. Герберт был еще слишком взволнован, чтобы обдумывать дальнейшее. Он шел по лесу, почти не замечая, куда несут его ноги. Со стороны можно было подумать, что он заблудился. На самом деле Герберт полагал, что, свернув влево, он рано или поздно выйдет на дорогу, по которой еще так недавно подъезжал к воротам Горного Приюта. Во всяком случае, он рассчитывал, что без труда разыщет речку, через которую переправлялся вброд, и, идя вниз по течению, доберется до города. Но он был так поглощен происшедшим, что действительно вскоре сбился с дороги.

Деревья скрывали от него солнце, уже клонившееся к закату. Но, если бы Герберт его и видел, он не сумел бы найти по нему путь, так как по дороге не обратил внимания, в каком направлении от бухты лежит Горный Приют. Однако все это не слишком беспокоило молодого человека. Куда было ему спешить? Что ждало его в Монтего-Бей? Он не мог даже твердо рассчитывать на то, что там для него найдется лучшая крыша над головой, чем огромные, густые ветви гигантских сейб здесь, в лесу.

Солнце спустилось совсем низко. Герберт остановился на краю открывшейся за деревьями поляны и заметил, что небо уже начинает лиловеть. Близились сумерки. Найти дорогу в темноте не представлялось возможным, и Герберт решил переночевать в лесу. Для него было готово и ложе - под огромной сейбой мягкие, как пух, древесные семена покрывали толстым светло-коричневым ковром всю почву, и под пологом вест-индского неба это могло служить отличной постелью. Нельзя ли раздобыть здесь и ужин? Герберт сильно проголодался. Со времени завтрака, состоявшего из заплесневелого сухаря и куска свинины, он не проглотил ни крошки. Голод давал себя знать. У Герберта было с собой ружье, и он все время, пока шел, посматривал, не видно ли подходящей дичи. Попадись она ему на глаза, Герберт не упустил бы добычи - он был метким стрелком. Но нигде не было видно ни пернатых, ни четвероногих. Правда, до слуха юноши долетали незнакомые птичьи голоса и среди листвы мелькали крылатые создания с ярким оперением, но ни одна из птиц не приблизилась на расстояние выстрела.