Томас Рид - На море (Первая часть дилогии)

Изменив таким образом направление разговора, Бен сделал вид, что не интересуется больше тем, кто допустил неосторожность, рассердившую матросов, глаза которых были устремлены на красную движущуюся массу на краю судна. Удивительная, однако, вещь! Вот уже несколько минут, как негры собирались броситься в море и догнать плот, а между тем ни один из них не решался оставить горящий остов судна, и все они по-прежнему крепко цеплялись за него. Возможно, они ждали, что кто-нибудь из них даст знак, бросившись первым в море? Такая нерешительность с каждой секундой уменьшала шансы на спасение. Пока негры колебались, плот удалялся все дальше, а огонь, свистя и шипя, суживал все больше и больше пространство, где они находились. Почему же противились они инстинкту самосохранения, побуждавшему их искать единственное спасение от смерти?

"Они боятся утонуть", - говорили на плоту. Это предположение могло объяснить до некоторой степени колебание несчастных. Нельзя было предположить, однако, чтобы ни один из них не умел плавать, африканцы вообще прекрасные пловцы; жизнь, которую они ведут, учит их этому. Живя на берегах глубоких рек, в стране, где мосты неизвестны, где бесчисленное множество озер, они волей-неволей должны уметь плавать. Тропическая жара делает, к тому же, купание весьма приятным, и большинство негров проводит половину жизни в воде. Поэтому нельзя предположить, что черных удерживала боязнь утонуть.

Что же могло удерживать их?

Один из матросов ответил на мой безмолвный вопрос, и загадка разъяснилась.

- Смотрите, - сказал он, указывая на воду, - вы видите, что мешает им броситься в воду?

Все пространство между плотом и горевшим судном сверкало, как расплавленное золото, отражая пламя пожара. Судно резко выделялось на поверхности моря, а под ним виднелось его изображение, все изборожденное глубокими полосами, как бы указывавшими на присутствие там каких-то живых существ. Ослепленные ярким светом пожара, мы отворачивали глаза от его движущегося отражения, окружавшего судно, и давно уже замечали струи, которые то и дело появлялись на воде, но не понимали причины их.

Теперь же, когда наше внимание обратилось в ту сторону, нетрудно было догадаться, откуда происходит такое движение воды: это были прожорливые акулы, целой стаей плававшие вокруг "Пандоры" в ожидании добычи, которая не могла ускользнуть от них... Мы видели теперь большие спинные плавники, торчавшие из воды или, как лезвие ножа, прорезавшие поверхность моря, исчезавшие, чтобы затем появиться вновь, но уже на более близком расстоянии от несчастных.

Судя по плавникам, которые мы могли рассмотреть, здесь собрались несметные стаи этих чудовищ. Чем больше мы смотрели на море, тем больше видели этих прожорливых созданий, число которых прибывало с каждой минутой. Нет сомнения, что, привлеченные блеском пламени, они собрались сюда со всех сторон. Надо полагать, что они не в первый раз были свидетелями такого пожара. Развязка ужасной драмы была, очевидно, акулам известна, и они поспешили принять участие в пиршестве, обещавшем им кровавое наслаждение.

Видя, как акулы теснятся вокруг "Пандоры" и терпеливо, как кошки, ожидают возможности схватить добычу наверняка, я не мог не думать о том, что эти отвратительные чудовища предвидели эту катастрофу. Они окружили также наши плоты, и количество их было почти такое же, как и вблизи судна. Они следовали за нами по две, по три вместе. С каждой минутой становились они смелее и нахальнее, некоторые из них плыли так близко от нас, что гребцы могли бить их веслами. Но матросы остерегались бить акул, потому что их присутствие, всегда ненавистное для моряков, теперь доставляло им чуть ли не удовольствие. Без акул негры давным-давно осадили бы нас, но сопровождавшая нас страшная свита преграждала черным доступ к нам.

Теперь мы знали, почему негры не покидают судна. Вся поверхность моря между судном и нами кишела акулами, а потому броситься в море - значило броситься в пасть этих чудовищ. Тем не менее смерть стояла уже за спиной негров, смерть близкая и верная, которая готовила им самую ужасную агонию. Освободив их из темницы, я думал, что предоставляю им выбор между огнем и водой; но это была ошибка, потому что у них оказался другой выбор: им предстояло или сгореть, или быть съеденными заживо.

XXXV

Страшный выбор, державший несчастных в нерешительности! Какую смерть выбрать из этих двух смертей, одинаково ужасных? Какое было им дело до того, как кончится их пытка; отчаяние парализовало их. Ни криков, ни угроз, ни мольбы! Они ждали неподвижно и молча конца своей агонии.