Томас Рид - Переселенцы Трансвааля

Заняв указанные баазом позиции, все стали спокойно ожидать слонов. Последние шли шагом, равнявшимся, однако, легкой рыси лошади.

Ян ван Дорн не ошибся. Слоны пришли к реке не на водопой, а, действительно, с целью перебраться на другую сторону. Напиться они могли бы в любом месте реки, но брод был, вероятно, только в одном месте на большом протяжении, и слоны это знали.

Когда слон-вожак ступил своею громадною ногою в реку, вода так и забурлила во все стороны. Это было старое животное гигантских размеров, с длиннейшими клыками и ушами.

Его громадный гибкий хобот извивался змеею, но - увы! - в последний раз.

- Пли! - скомандовал бааз.

Вожак, пронзенный множеством пуль, рухнул на месте, точно глыба, сорвавшаяся с какой-нибудь горы и упавшая в воду. Вместе с ним пало пятеро его товарищей, смертельно раненных.

Остальное стадо испуганно повернуло назад и в беспорядке бросилось бежать. Слышно было, как под напором гигантских животных гнулись и ломались мелкие деревья и кустарники, окаймлявшие тот берег реки.

- Ура! Славная победа! - воскликнул Ян ван Дорн, когда раненые слоны были добиты. - Если мы и лишимся части нашего скота, то с избытком будем вознаграждены за эту потерю. Проданная нами слоновая кость даст возможность приобрести стадо втрое больше нашего.

Действительно, груз каравана увеличился слоновою костью лучшего качества. Такая богатая добыча радовала всех.

Один, впрочем, человек не принимал ни малейшего участия в общей радости. Этот человек был Карл де Моор. Но так как все привыкли к его угрюмости, то никто не обращал на это внимания.

Склонив голову и нахмурив брови, он думал:

"Гм! Они добыли слоновой кости - пусть так. Но как они ее потащат, когда падут все быки?.. Погоди, мой милый, дорогой Лауренс, еще немного - и ты будешь отомщен! За это тебе ручается твой отец".

Глава XIII

МЕСТЬ МООРА

Прошло сорок восемь часов с тех пор, как караван вышел из-под мованы. Он выбрал новое место стоянки, совершенно противоположное первому: и местность и ландшафт были уже далеко не так удобны. Лица переселенцев выглядели тоже по-другому: из довольных и веселых они превратились в мрачные и озабоченные.

Лишь положение повозок, расставленных четырехугольником, напоминало вид прежнего лагеря. Но стада коров и телят и табуна лошадей, пасшихся, бывало, возле каравана, под охраною собак, теперь не видно. Вместо обычного оживления и шума, царствовавших среди переселенцев, в настоящую минуту там уныние и зловещая тишина. Не слышно ни веселого говора, ни смеха. Люди только изредка перекидываются несколькими отрывистыми словами. Они тихо, как тени, бродят, понурив головы и окидывая скорбным взглядом местность вокруг повозок, сплошь усеянную трупами домашних животных.

Разрушительное дело цеце окончено. Смерть владычествует над этим местом, пожиная обильную жатву. Все стадо каравана, все эти смиренные четвероногие слуги боеров лежат холодными трупами или бьются в последних предсмертных судорогах угасающей жизни...

Злополучные переселенцы до последней минуты не теряли надежды, потому что пали не сразу все животные: симптомы отравления следовали один за другим постепенно. Некоторые животные, несмотря на зной тропического солнца, сильно дрожали, точно в лютый холод, отказывались от пищи, шерсть у них дыбом поднималась кверху, глаза блуждали, челюсти покрывались язвами. При этом они страшно худели и кончали припадком водобоязни, так что их приходилось убивать...

Другие погибали иначе. Это были, по-видимому, самые сильные особи. Никто и не думал, что они заражены ядом цеце. Их оставляли на ночь спокойно уснувшими, а утром находили мертвыми.

Таким образом погиб весь скот, а между тем не было недостатка в заботах о несчастных животных. Употребляли все известные и возможные средства, чтобы спасти их. Сначала полагали, что не все поражены ядом насекомого, но потом пришлось убедиться в противном и признать горькую действительность.

Одна Гильди, лошадь Пита, осталась цела. Сначала думали, что этому счастливому исключению она была обязана тому обстоятельству, что находилась вне лагеря переселенцев во время нашествия ядовитых насекомых, но потом убедились, что это предположение неверно. Лошадь Гендрика, возвратившаяся в лагерь одновременно с лошадью Пита, пала. Ввиду этого одни говорили, что цеце просто случайно не заметили ее, а другие утверждали, что своим спасением Гильди всецело обязана Питу. Молодой человек был так привязан к своему товарищу по приключениям, что не отходил от Гильди ни днем ни ночью, и прикладывал все усилия, чтобы не дать ей погибнуть. Хотя изнуренная лошадь и походила теперь более на заморенную клячу, чем на чистокровного скакуна, но все-таки можно было надеяться, что при хорошем уходе и корме она поправится.