— Этот Фрайслер [48] Фрайслер Роланд (1893–1945) — председатель берлинского «народного трибунала» — судья-вешатель. Родился в Целле в фермерской семье. Участник Первой мировой войны — доброволец. Провел 5 лет в плену в России, бежал в 1920 г. В 1923 г. занимался юридической практикой. К нацистам примкнул в 1925 г. В 1932 г. — депутат прусского ландтага и в 1933 г. — депутат рейхстага, министр юстиции Пруссии. В 1942–1945 гг. возглавлял «народный трибунал». Особую жестокость проявил к участникам заговора против Гитлера. Убит бомбой, сброшенной с американского самолета во время бомбежки Берлина в феврале 1945 г.
просто свинья.
Некоторым моим друзьям, на которых пало подозрение гестапо, Кальтенбруннер спас жизнь, прекратив расследование.
В противоречивом его характере имеются и определенные черты симпатии. Он видел недостатки системы, которой служил, и довольно часто высказывал критические замечания, однако остался верным Гитлеру до самого конца (в ходе моего дальнейшего повествования я приведу характерный пример этого). Это его легковерие оказалось сильнее здравого смысла, так что Кальтенбруннер даже не предпринял ни единой попытки отойти от режима. В этом, по всей видимости, заключается его трагическая вина, так как никто другой в Германии не обладал такой, как у него, возможностью сделать решительный поворот в судьбе страны.
Как бы то ни было, но назначение Капьтенбрун-нера на должность шефа РСХА на мне отразилось позитивно. Когда Шелленберг рассказал шефу гестапо Мюллеру, что я — «интимный друг» их нового начальника, предубеждение того против меня тут же улетучилось. Этот хладнокровный и весьма расчетливый человек, не имевший моральных принципов, заботившийся лишь об укреплении своего властного аппарата и нисколько не интересовавшийся вопросами идеологии, рьяно служивший нацистскому режиму, пригласил меня к себе в кабинет, проявив величайшее дружелюбие и внимание. Во время нашей беседы он мне дал «доверительно» прочитать копию моей характеристики, которую он якобы написал еще в начале года. Из нее следовало, что я всегда был «истинным национал-социалистом», беспрекословно выполнявшим все приказы и обладавшим всеми качествами, которые требуются хорошему сотруднику секретной службы. Естественно, это была фальсификация и к тому же грубая, которую Мюллер, чего доброго, приобщил задним числом к моему делу.
В начале 1943 года я находился опять в VI управлении РСХА в Берлине. Подчинялся я непосредственно Шелленбергу, со стороны которого никаких подвохов не ожидал. А вскоре уже имел в действительности подход к Кальтенбруннеру, хотя, честно признать, инициатива исходила более от него. Оказавшись в Берлине, новый шеф чувствовал себя вначале не совсем уверенно. Будучи окруженным старыми сотрудниками полиции и СД, относившимися к нему неприязненно и даже недоверчиво, он поспешил опереться на тех немногих австрийцев, которые имелись в главном управлении имперской безопасности, полагая, что уж на земляков-то он может рассчитывать.
Со временем я мог даже оказывать на Кальтенбруннера определенное влияние. Вместе с тем мне представилась возможность узнать его поближе. Он не был пропитан злом как Гейдрих и не являлся хладнокровным чудовищем, испытывавшим внутреннюю потребность творить зло. Конечно, и на Кальтенбруннере лежит много вины, но взвалил-то он ее на себя из-за собственной пассивности и податливости распоряжениям и указаниям, шедшим сверху и от различных влиятельных лиц, а не по своей инициативе и не из-за слишком активной деятельности. Естественно, это не снимает с него вины, но более объективный суд, нежели нюрнбергский, мог бы найти и смягчающие обстоятельства. К ним, в частности, относится то, что он довольно часто отводил от подсудимых смертные приговоры.
Встретили меня на моем новом рабочем месте в VI управлении на Беркаэрштрассе в районе Шмаргендорф Берлина не слишком приветливо. За мной так и ходила репутация «оппозиционно настроенного австрийца». А моя критика решений, принимавшихся «на самом верху», вызывала у многих моих коллег по работе чуть ли не ужас. К счастью, находились и другие, не желавшие слепо следовать за Гитлером в пропасть. Гитлер если и не знал точно, то догадывался об этом. В 1944 году, гневно отклонив одно из моих предложений, он сказал недовольно Кальтенбруннеру:
— В вашем управлении внешней разведки у меня не меньше противников, чем в ведомстве Канариса.
Это было, конечно, преувеличением, но в VI управлении действительно росла критика государственной политики, в том числе и распоряжений самого фюрера, хотя и без прямого упоминания «его священной особы». Такое положение вещей может быть подтверждено документально, ибо, несмотря на приказы об уничтожении документации и других секретных материалов в конце войны, кое-какие архивные дела все же сохранились.
Читать дальше