Рудольф Баландин - Маленков. Третий вождь Страны Советов

Но была в государственном, да и просто обыденном, мышлении Георгия Максимилиановича и еще черта — своеобразный автократизм. Тут, очевидно, к унаследованной от матери властности добавилось и «благоприобретенное» — суровая школа тиранического режима. Выше, если читатель помнит, я отметил, что, мол, у отца между словом и делом было кратчайшее расстояние. Сказано это не в упрек нашим сегодняшним демократам. Просто, приступая к реформам, Г. М. Маленков действовал в иных условиях: ему не требовалось «проводить» свои реформы через несуществовавшие тогда институты демократической власти. Основательное изучение проблемы, выработка механизмов ее решения, указание сверху — и вся система, приученная к повиновению, со скрипом, но без промедления разворачивалась по предложенному руслу. Кстати, авторитарно поступал и Хрущев (вспомним хотя бы целинную эпопею, когда по мановению его рук в движение пришли миллионы людей). А разница между авторитарностью Хрущева и Маленкова была в том, что один действовал кавалерийским наскоком, на авось, а другой — разумно и целесообразно, что и отмечалось сразу же в сознании народа. Короче говоря, отец был просвещенным автократом, т. е. он считал, что переходный период от тоталитарного режима к демократии должен осуществляться сильной исполнительной властью, опирающейся на законы. Многие не четко понимают различие между деспотизмом и авторитарной властью, между тем отличие это принципиальное и в основе его лежит признание авторитарной властью первенства законов, тогда как деспотизм… не признает над собой никаких законов».

КОММЕНТАРИЙ. Абстрактные рассуждения о «тираническом режиме» и «демократической власти», характерные для кухонных бесед диссидентов советского времени, производят тяжелое впечатление в наши дни.

«Отец, например, был убежден в том, что так называемая «вся правда», разглашенная не вовремя, принесет больше вреда, чем пользы (запомнилась его фраза: «Не нужно говорить людям всего не потому, что нельзя, а потому, что обо всем не нужно знать»). И вообще он считал, что к восприятию всего комплекса демократических идей необходимо тщательно готовиться, надо к ним продвигаться шаг за шагом, а сразу ничего не получится.

В этом вопросе мы с отцом сильно расходились во мнениях. Я-то как раз считал, что наш народ уже выстрадал право на полную правду о нашем прошлом и настоящем. Помню, как однажды в горячей полемике с отцом я задал ему вопрос: почему ты отдал власть без борьбы, почему не обратился к народу?» Отец посмотрел на меня, как на несмышленыша: мол, тебе, беспартийному, не уразуметь, что такое партийная дисциплина, что такое историческая реальность.

Думаю, читателям интересно будет узнать и об отношении Маленкова к церкви и вообще к религии. Я знал, что в конце сороковых годов, когда Сталин решил ликвидировать патриаршество, отец сумел убедить его не делать этого. Каким образом, не знаю, но, должно быть, со временем обнаружатся документы, которые помогут осветить этот эпизод. Уважительное отношение к церкви, насколько я понимаю, не противоречило державным представлениям отца.

Одной из коренных установок отца было утверждение, которое он любил повторять: «Хорошо то, что объединяет людей, и плохо то, что их разъединяет». В религии отец видел больше начал объединяющих, чем разъединяющих. Тут мы были друг с другом полностью согласны, а вот дальше у нас начинались расхождения и споры. В результате озарения для меня стало очевидным существование некоего Высшего Мирового Разума, предопределяющего все и вся во Вселенной. А затем, в размышлениях над этим вопросом, пришел к выводу, что существование этого всеобщего разумного начала во Вселенной можно без всяких логических натяжек назвать Богом, в том смысле, как понимают христиане.

В пору, когда мы с отцом работали над статьей: «О всеобщности принципа: жизнь противостоит гравитации», у нас нередко возникали разговоры о том, что сугубо физикалистская картина мира (иными словами: в полном согласии с известными нам физическими законами) недостаточна для объяснения многих феноменов живой и неживой материи (в этом, кстати, суть и пафос нашей статьи, как убедится читатель, заглянув в приложение к книге). Как выяснилось, отец в целом разделял мою веру в наличие Мирового Разума. Словом, мировоззрение Георгия Максимилиановича в этой области я бы назвал мировоззрением верующего вольнодумца, т. е. он верил в Бога и не считал, что кто-либо из людей может претендовать на владение истиной в последней инстанции.