Борис Акунин - Часть Европы (с иллюстрациями)

Дробление страны на автономные мини-государства при «отчинном» делении все равно происходило, однако накал междоусобной борьбы не был так яростен. Владетельные принцы начинали жить интересами своей территории, вовсе необязательно стремясь захватить власть над всей страной. Русские же князья с нетерпением ждали очереди подняться на более высокую «ступеньку» и не слишком пеклись о развитии своего временного удела, торопясь лишь выжать из него побольше соков. Естественно, и область не испытывала к такому правителю особенной привязанности, он оставался для нее чужаком. Богатые города, обладавшие собственной военной силой, могли выразить недовольство властью князя, даже изгнать его и пригласить другого. В самом могущественном из провинциальных городов, Новгороде, фигура князя вскоре станет более или менее декоративной.

Еще одним сугубо русским фактором хронической нестабильности были «князья-изгои». Так назывались дети князя, который умер, не достигнув высшей площадки «лествицы», то есть не дождавшись очереди на великое княжение. Его сыновья, согласно обычаю, не получали собственного удела и выпадали из иерархии. Многие княжичи не желали мириться с подобной несправедливостью, начинали мечом завоевывать «кормление» — и нередко своего добивались.

План Ярослава сохранить власть над Русью в коллективном владении рода Рюриковичей оказался утопическим. Развитие страны замедлилось, крупные и мелкие междоусобицы почти не прекращались. Из ста семидесяти лет, которые оставалось просуществовать Руси до монгольского нашествия, половина прошла во внутренних войнах.

Через век после Ярослава страна состояла из полутора десятков княжеств; через два века — из полусотни; через три века — примерно из двухсот пятидесяти. Лишь к середине XIV столетия в русской истории закончится время политического распада и вновь наступит пора «собирать камни».

Если в предыдущей части книги удобнее было рассказывать историю России, привязывая повествование к фигуре очередного монарха, то применительно к следующей эпохе такая структура утрачивает смысл. Великие князья беспрестанно сменяются, их власть чаще всего номинальна, а масштаб личностей (за тремя вышеназванными исключениями) настолько мал, что нет резона обременять читателя запоминанием всех этих многочисленных Мстиславов, Изяславов и Ростиславов. История княжений превращается в историю отдельных регионов и сменяющихся тенденций.

Самая существенная из перемен — постепенное смещение центра политической тяжести из днепровского края во владимиро-суздальский. Именно северорусскому региону будет суждено принять эстафету государственного развития, и современная Россия является прямым потомком не киевской монархии, а ее владимирского ответвления.

Звезда Киева, «матери городов русских», закатилась по нескольким причинам.

Одна из них, самая важная — близость к Степи, где во второй половине XI века утвердилась новая могучая орда, которая не сумела завоевать Киев, но подорвала его силу. Северная Русь, до которой хищные половцы не добирались, жила безопасней и развивалась спокойней. Юг же беднел из-за разрухи и скудел людьми, которых угоняли в неволю.

Еще одним ударом по Киеву — не военным, а экономическим — стали крестовые походы, открывшие Западной Европе более короткий и удобный путь на Восток. Товарная магистраль «из варяг в греки», на которой и благодаря которой, собственно, возникло киевское государство, сделалась менее оживленной. Киев вырос и поднялся прежде всего как ключевой торговый и таможенный пункт; теперь это его значение заметно потускнело.

Момент, когда Киев утратил звание главного русского города, точно датирован: это произошло в 1169 году, ровно век спустя после первого большого нашествия половцев (1068 г.) и вызванного этой катастрофой раскола единой Руси.

Чтобы понять, как складывалась политическая история страны на протяжении бурного столетия между 1068 и 1169 г.г., нам понадобится подробнее изучить «половецкий фактор», который постоянно и активно влиял на ход внутрирусских событий, часто определяя их направление и исход.

Через десять с лишним лет после смерти Ярослава Мудрого, рассказывает «Повесть временных лет», было явлено сразу несколько пугающих знамений.

Сначала на западе взошла большая звезда «лучи имуще акы кровавее» и изливала свое зловещее сияние семь ночей подряд. Потом рыбаки вынули из реки Сетомль, близ Киева, мертвого младенца, невиданного урода, у которого вместо лица были «срамнии удовие, а иного нельзе казати срама ради» (хотя, казалось бы, чего уж хуже). К тому же еще случилось частичное затмение солнца — «не бысть светло, но акы месяць бысть». Летописец предупреждает: «Се же бывають сия знамения не на добро», готовя читателей к рассказу о первом половецком нашествии 1068 года.