Август Коцебу - Трагедия русского Гамлета

Но тогда менее этому удивлялись, потому что привыкли к переворотам.

Петр III, взойдя на престол с самыми добродетельными побуждениями на пользу своих подданных, был слишком ленив и слаб характером, чтобы держать крепко бразды правления. Он только наслаждался сладостями стола и незаконной любви с Елизаветой Воронцовой, которой в жертву хотел принести законную, гениальную свою супругу. Екатерине оставалось только два пути: или вечное заточение, или престол. Она избрала последний. Петр III, сделав себе опаснейшего врага из своей супруги, противопоставил себе и нацию, особенно же войско, бестолковым, мелочным и обидным поклонением всему прусскому. Уважение, питаемое им к Фридриху И, делает честь его сердцу: этот гений, герой и благодетель своего народа достоин был обожания; но наружные признаки нашего благоговения должны быть так рассчитаны, чтобы они не оскорбляли никого, а наипаче тех людей, на которых мы возлагаем собственную свою защиту и с которыми хотим приобрести себе славу.

Вот ближайшие причины, доставившие быстрый успех Екатерине. Но, сверх того, существовала еще одна, хотя отдаленная, но столь же важная.

Петр I, по ненависти к своему сыну Алексею, которого он измучил пытками и умертвил, разрушил порядок наследства по первородству, утвержденный веками, и предоставил царствующему государю назначать после себя наследником кого ему вздумается, без всякого ограничения. Не прошло и полусуток после кончины Петра I, как из этого указа сделано уже было злоупотребление: известно, что Меншиков, с несколькими гренадерами, выломал двери той залы, в которой главные государственные сановники совещались об избрании наследника, и с обнаженной шпагой провозгласил императрицу Екатерину I, вышедшую из черни и преданную ему совершенно еще с тех пор, как она была служанкой в его доме. С легкой руки Меншикова 75 лет продолжались перевороты, из которых составилась пословица: «Кто раньше встал да палку взял, тот и капрал». Как только Петр II скончался, то И. А. Долгоруков, [79] Он был при императрице Анне истязаем, а по иным слухам, разорван лошадьми. Жена его, Н. Б. Шереметева, была потом игуменьей в Киеве; сын Феодор кончил жизнь также в монашестве. Сын брата его Алексея, князь Алексей Алексеевич (1767–1834), был министром юстиции с 1807 по 1830 г. также с обнаженной шпагой, вошел в зал собрания и провозглашал сестру свою императрицей. Ему бы это удалось, если б она, хоть за сутки до смерти императора, была обвенчана с ним. Несколько сановников избирают императрицей Анну Ивановну, обходя семейство Петра I, и предписывают ей условия. Анна, при собрании двора, не спрося согласия народа, ни Сената, разрывает эти условия, объявляет себя самодержавной и предает Россию на волю бывшего конюха своего Бирона. Елизавете Петровне стоило только войти во дворец и, взяв из колыбели императора Иоанна, отдать его в руки гренадер, чтобы объявить себя царствующей. Переменить царствующую особу было столь же легко, как сменить министра. Но сменить министра тогда было гораздо труднее, чем теперь: надо было внезапно и вооруженной рукой схватить Меншикова или Бирона, чтобы отнять у них власть.

От Петра I до Екатерины II, в продолжение 37 лет, было 7 переворотов: насильственное провозглашение Екатерины I, низвержение Меншикова, избрание Анны партией, уничтожение принятых ею условий, арестование и ссылка Бирона, воцарение Елизаветы и восшествие на престол Екатерины II. Далее увидим, как скончался Павел I. Все это суть следствия Петрова постановления о наследстве. Этот безумнодеспотический закон отдал Россию на произвол интриг и заговоров; он, так сказать, кинул ее на драку честолюбцам, подобно тому, как Римская империя переходила беспрестанно из рук в руки, с насильственной смертью императоров, по произволу преторианцев. Избрать в императоры значило в Риме почти то же, что осудить на смерть, а пожаловать в префекты претории почти то же, что открыть путь к престолу.

После такого рода примеров Екатерина II, конечно, могла надеяться, что сын ее не должен питать к ней ожесточенной ненависти за ее похищение престола; но все-таки следовало бы ему внушать, что если б мать его была заключена Петром III в монастырь и потом, вероятно, лишена жизни, то император Петр III, женясь на Воронцовой, едва ли сделал бы его наследником, едва ли даже признал бы его сыном, и что, вероятно, он сделался бы вскоре жертвой своей мачехи, которая не преминула бы иметь детей или, может быть, также сменена была бы другой. Страсти сильнее действуют на престоле и не в таком слабом государе, каким был Петр III.