Елена Майорова - Женщины в эпоху Крестовых походов

Молодая королева, искушенная в дворцовых интригах, как все греческие принцессы, быстро освоилась в Иерусалиме. Король скоро попал под ее влияние. Мария скучала по своим родным, и Амори Иерусалимский стал частым гостем при императорском дворе. Он не отказался также от надежды создать греко-латинскую коалицию против сарацин.

После своего очередного возвращения из Константинополя Амори ввел при иерусалимском дворе византийское церемониальное одеяние. В обиход вошли разнообразные процессии, праздненства, аудиенции — весь византийский придворный церемониал. Королева, как предписывалось греческим этикетом, всегда находилась рядом с супругом. Ей отводилось место в общественной жизни, в официальных торжествах и в управлении монархией.

Быть может, под сенью иерусалимского храма Амори и Мария мечтали о великом будущем своих детей: воссоединении Восточной и Западной церквей, объединении земель и государств. Совместно с императором Мануилом они замыслили обновление интерьера церкви Рождества в Вифлееме. В созданных здесь фресках и мозаиках соединились традиции греческого православия и западноевропейского церковного стиля. Амори и Мануил выступали как совместные донаторы (дарители), и над изображениями работали и венецианский художник Джованни, и сириец Базилеус, и византийский мозаичист Эфраим. Выполненные в византийском стиле мозаики сопровождались латинскими текстами, восточные святые соседствовали с западными, словно и не было великого раскола церквей.

Иерусалимская королевская чета, продолжая дело королевы Мелисенды, сама того не осознавая, стояла у истоков создания самобытного крестоносного стиля, полного неуловимого шарма, своеобразия, неповторимости, особенности.

Мысль завоевать Египет, эту страну магических знаний и несметных богатств, не оставляла Амори. Когда династия египетских Фатимидов, разгневанная потерей Каирского халифата, решилась поднять восстание против власти Нураддина и его наместника Саладдина, Амори предоставил им всю возможную помощь. Разделить с ним славу завоевателя Египта он предложил Вильгельму Сицилийскому, внуку первой иерусалимской королевы Аделаиды Монферратской, некогда изгнанной Балдуином I. К тому времени все обиды уже забылись. Во внимание принимались только выгода и союзнические отношения. Вильгельм с энтузиазмом откликнулся и послал на 200 кораблях армию в 30 тысяч человек, в том числе 1500 рыцарей под командованием своего родственника, талантливого полководца Танкреда Лечче.

Сицилийцы высадились в намеченном месте, но напрасно ждали дружину иерусалимского короля. В те времена смерть всегда стояла рядом и приходила быстро. Она неожиданно настигла Амори: он, лелеявший планы великих завоеваний, умер от кровавого поноса.

Не получив подкрепления, сицилийцы погрузились на свои корабли и отплыли, оставив на берегу 300 рыцарей, которые были взяты в плен сарацинами после безнадежного сопротивления.

Судьба отпустила Марии Комнине всего 6 лет пробыть королевой иерусалимской. Когда ее супруг умер, она, сумевшая родить только дочь, несмотря на упорное сопротивление и борьбу за интересы наследницы, была отстранена от государственных дел.

Однако Мария вовсе не канула в забвение. Византийская царевна стала женой Балиана II Ибелина, барона, имевшего королевский авторитет и королевские богатства. Хронист пишет, что этот светловолосый рыцарь и красотой не вышел, и ростом не выделялся, зато отмечает его ум, добрый нрав и благородство.

По-видимому, это был счастливый брак, Мария родила Ибелину несколько сыновей и всю жизнь пользовалась его уважением и любовью.

«Богобоязненным и благочестивым людям наследовали развращенные и порочные дети, которые легко преступали заповеди христианской религии, и которых Господь справедливо лишил своей милости по их грехам. Если бы кто захотел описать их нравы или, лучше сказать, их отвратительные пороки, тот пал бы под тяжестью работы и написал бы, по-видимому, вместо истории сатиру», — горевал Гийом Тирский. «Племя, происходящее от пилигримов, мужей благочестивых, угодных Богу и преисполненных благодати, преисполнилось превратности и коварства. Их потомки, называемые ныне пулланами, дети злобы и разврата, люди распутные и преступившие божественный закон, вскормленные в наслаждениях, мягкие и женоподобные, привыкшие к баням более, чем к битвам, преданные всякой нечистоте и роскоши. Они носят, подобно женщинам, волнующееся одеяние и украшены, как храмы. Они трусливы, боязливы, малодушны и робки при встрече с врагами Христа. Чем более они знатны и могущественны, тем более совращались со своих путей», — вторил ему Жак Витрийский.