Елена Майорова: Женщины в эпоху Крестовых походов

Отряд рыцарей из Северной Франции имел несколько предводителей. Верховное командование осуществлял Гуго Вермандуа, старший сын Лири I Французского и Анны Русской, брат короля Франции Филиппа I (который не принял крест, будучи отлученным от Церкви). Многие уже считали Гуго властителем Востока, но он оказался слишком незначительным по уму и характеру, чтобы приобрести корону. Вместе с ним, но под своими знаменами выступали сильные христианские князья. Богатый и щедрый Стефан, граф Блуа и Шертра, считался признанным предводителем крестоносного войска, но в конце концов своим тщеславием и непостоянством навлек на себя дурную славу. Роберт Нормандский, по прозванию Курт-Гез (Короткие штаны, или Коротконогий) второй сын Вильгельма Завоевателя, неутомимым мужеством оправдывал свое норманнское происхождение. На родине его окружала вражда братьев: короля Вильгельма Руфуса, принца Анри и некоторой части дворянства страны. Поэтому он с радостью принял крест. Роберт II Фландрский, сын старого иерусалимского пилигрима Роберта I Фриза, был богат и силен, но мало подходил на роль предводителя, поскольку умел лишь с необычайной силой работать мечом и копьем. Он вел фризов и фламандцев.

Крестоносцами из Южной Франции командовал Раймунд IV Сен-Жиль, граф Тулузский, маркиз Прованский. Это был один из самых богатых и могущественных князей Южной Франции. Раймунд, верный сын церкви, показал пример остальным государям христианского мира, первым приняв крест. Согласно легенде, воюя с маврами в Испании, он встретился с превосходящими силами мусульман, которые не смогли его одолеть, но тяжело ранили, лишив глаза. С тех пор он стал непримиримым врагом неверных.

Еще до выступления с родины он дал клятву никогда не возвращаться и стремился к приобретению нового княжества в Святой земле. Он простился со своими обширными владениями на берегах Роны и Дордони и отправился на Восток в сопровождении знатнейших владетелей Гаскони. Его войско состояло из 100 тыс. крестоносцев. В графе уже не было первого пыла молодости, но и в преклонных годах он отличался неустрашимостью. Г. Мишо описывает характер графа как «мелочный, педантичный, капризный и завистливый, но вместе с тем проникнутый религиозной идеей крестовых походов, как монах, хотя и жадный до приобретения земель, как норманн».

Четвертый отряд, самый малочисленный, состоящий из норманнов Сицилии и Южной Италии, прибыл под командованием Боэмунда Тарентского и его племянника Ташереда. Отец Боэмунда, Роберт Гвискар, с которым он проделал не одну славную военную кампанию, поддался уговорам второй жены и большую часть поместий, городов, а также свой герцогский титул оставил младшему сыну, Роджеру Борее, а Боэмунду завещал только небольшое княжество Тарепт. Боэмунд не скрывал обиды и ничего так пламенно не желал, как добыть владения и власть не меньше, чем у сводного брата. Он чувствовал силу, подобно предкам, завоевать себе в далеких странах сокровища и корону.

В 1096 г. он обратился к норманнам в Италии с призывом присоединиться к Крестовому походу, говоря: «Разве мы не франки? Разве наши отцы не пришли сюда из Франции, а мы не стали здесь хозяевами силой оружия?» Его призыв был у слышен. Он снискал славу удачливого полководца, принимая самое активное участие в походах против Византии, которые вел Гвискар. Выступая в поход, Боэмунд надеялся завладеть византийскими землями от Драга до Солуни — теми, которые завоевал некогда вместе с отцом.

Боэмунд Тарептский был самым одаренным вождем крестоносцев: ловкий дипломат, не стеснявшийся в средствах для достижения цели, он хитростью и отвагой, по словам Анны Комнины, «превышал всех прочих латипских князей настолько же, насколько уступал им богатством и численностью своих войск».

Что касается Танкреда, то в нем сильно выразилось духовно-воинственное настроение того времени. Религиозные сомнения, чувство страха перед собственной греховностью долго одолевали его, и война с исламом представлялась ему искуплением. Вместе с тем он был истинным норманном: хитрым, алчным, горячо честолюбивым, в битве яростным, как берсерк. Хронист называл его отвагу «львиной». Он был типичным сорвиголовой, напрочь лишенным качеств военачальника. В отличие от Боэмунда Тарентского у него совсем не было понимания задач полководца и основателя государства. Сам по себе Танкред значил немного. В руках Боэмунда он был только острым орудием.

Религиозный порыв объединил людей разных национальностей, привычек, уклада жизни. Единым у них было стремление освободить Святой Гроб Господень. Охваченные воодушевлением, воины отказывались принимать во внимание возможность проиграть битву более сильному, чем они, врагу, который находился на своей территории. Христиане не думали о превратностях палестинского климата, заставляющих рыцарей в жару обливаться потом под доспехами, а в промозглые холода и изматывающие дожди — дрожать, не имея возможности согреться. Они опрометчиво не предусмотрели опасность возникновения эпидемий. Пилигримы плохо продумали проблему получения продовольствия на земле, обычаев и языка которой не знали. Некоторые обедневшие фламандцы даже поедали убитых ими турок. «Взрослых язычников, — объяснял Радульф Каенский, — наши воины варили в котлах, а детей насаживали на вертел и жарили на костре». Наконец, крестоносцы не учли самого страшного бича этой пустынной страны — жажды, от которой страдали и гибли люди и лошади. Вблизи Никси, по свидетельству Альберта Аахенского, «около 500 человек обоего пола погибло от жажды».