Сергей Соловьев - Н. М. Карамзин и его литературная деятельность - История государства Российского

Щербатов приводит свое объяснение как догадку; Карамзин поступает решительнее; он говорит: «Явился новый неприятель, который хотя и не думал свергнуть Димитрия с престола Владимирского, однако ж всеми силами противоборствовал его системе Единовластия, ненавистной для Удельных Князей: то был смелый Олег Рязанский, который еще в государствование Иоанна Иоанновича показал себя врагом Москвы. Озабоченный иными делами, Димитрий таил свое намерение унизить гордость сего Князя и жил с ним мирно: мы видели, что Рязанцы ходили помогать Москве, теснимой Ольгердом. Не опасаясь уже ни Литвы, ни Татар, Великий Князь скоро нашел причину объявить войну Олегу, неуступчивому соседу, всегда готовому спорить о неясных границах между их владениями». Итак, причиною войны объявлена неуступчивость Олега в пограничных спорах, причем сказано еще, что Олег противоборствовал системе единовластия, хотя этому противоборству противоречит помощь, оказанная рязанцами Москве. О гордости Олега мы ничего не знаем; о пограничных спорах также; заметим еще, что если система единовластия была ненавистна для удельных князей, то она не могла быть ненавистна для Олега, потому что он никогда не был удельным князем, но был великим, независимым от Московского.

Всюду заметны следы этого воззрения, по которому один только Владимирско-Московский князь был великим, а все другие, и Рязанский, и Нижегородский, и Тверской, — его удельными, ему подчиненными. Так, при описании гибели татарского посла в Нижнем автор говорит: «Вопреки, может быть, слову, данному Ханом, Послы Мамаевы, приехав в Нижний с воинскою дружиною, нагло оскорбили тамошнего Князя Димитрия Константиновича и граждан: сей Князь, исполняя, как вероятно, предписание Московского, велел или дозволил народу умертвить Послов… Неизвестно, старался ли Димитрий Константинович, или Великий Князь, оправдать сие дело пред судилищем Ханским; по крайней мере гордый Мамай не стерпел такой явной дерзости и послал войско опустошить пределы Нижегородские… Сия месть не могла удовлетворить гневу Мамаеву: он клялся погубить Димитрия, и Российские мятежники взялись ему в том споспешествовать».

Так как Нижегородский князь не зависел от Московского, то нет никакой вероятности, чтобы он исполнил предписание последнего; в источниках нет ни малейшего намека на то, чтобы Мамай клялся погубить Димитрия Московского за нижегородское дело; из них ясно видно только, что враждебные отношения между Мамаем и великим князем Московским начинаются не прежде того времени, как Иван Вельяминов и Некомат вооружили хана против Димитрия в пользу Михаила Тверского. По поводу Ивана Вельяминова автор говорит: «Мы упоминали о знаменитости Московских чиновников, называемых Тысячскими, которые, подобно Князьям, имели особенную благородную дружину и были, кажется, избираемы гражданами, согласно с древним обычаем, чтоб предводительствовать их людьми военными».

Чтобы тысяцкие избирались гражданами и имели особенную благородную дружину, на это нет указаний в источниках; в Новгороде тысяцкий действительно избирался вместе с посадником, но это явление принадлежит к особенностям новгородского быта; касательно же других городов есть ясные свидетельства, что тысяцкие назначались князьями — говорится, что такой-то князь дал тысячу такому-то из своих приближенных, сказал ему: «Ты держи тысячу». Что касается дружины тысяцкого, то автор ссылается на одиннадцатую главу IV тома своей «Истории», где действительно опять читаем, что тысяцкий был окружен благородною, многочисленною дружиною; но опять не видим основания такому утверждению; если в летописи сказано, что тысяцкий Алексей Петрович Хвост пострадал от своей дружины, то здесь слово дружина употреблено, как часто употребляется в смысле свои, товарищи, своя братья, то есть бояре, ибо сейчас же говорится, что в гибели Алексея Петровича подозревались большие бояре Михаил и зять его Василий Васильевич (Вельяминов), которые уже никак не могли быть в дружине тысяцкого.

Неприязнь между Мамаем и великим князем разгорелась; царевич Арапша напал на русские пределы и разбил соединенные войска московское и нижегородское вследствие оплошности воевод и воинов; эта оплошность в летописи изображается так: «Они же оплошишася и небреженьем хожаху; доспехи своя вскладоша на телеги, а оны в сумы, а у иных сулицы еще не насажены бяху, а щиты и копья не приготовлены, а ездять порты своя с плеч спускав, а петли растегав: бяше бо им варно, а где наехаху в зажитьи мед или пиво испиваху». У Карамзина: «Утомленные зноем, сняли с себе латы и нагрузили ими телеги; спустив одежду с плеч, искали прохлады, другие рассеялись по окрестным селениям, чтоб пить крепкий мед или пиво. Знамена стояли уединенно, копья, щиты лежали грудами на траве».