Александр Доманин - Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники

К счастью, поиски не затянулись: Дай-сэчен кочевал все в тех же местах, что и во времена Есугэя — к югу от реки Керулен, вблизи вала, возведенного чжурчжэнями для защиты от монгольских набегов. С неспокойной душой входил молодой Темучин в юрту своего потенциального тестя, однако, страхи его оказались напрасными. Дай-сэчен обрадовался его появлению и даже попенял, что он так долго не появлялся. Однако в речи мудрого хонгирата проскользнул и намек на тяжелое положение Темучина, преследуемого тайджиутами, так что он-де начинал серьезно задумываться о судьбе дочери. Вполне возможно, что эти слова хонгиратского вождя, приводимые в «Сокровенном Сказании» — некие отголоски того, что с этим повторным, по сути, сватовством все обстояло далеко не так просто. Во всяком случае, согласно версии Рашид ад-Дина, Дай-сэчен отнюдь не был таким ярым сторонником немедленного брака наследника Есугэя и своей дочери; весьма вероятно, что он вел какую-то свою игру. По словам Рашид ад-Дина, сохранить верность слову, данному Есугэй-багатуру, Дай-сэчена уговорил его старший сын Алчи, сразу ставший горячим сторонником юного главы Борджигинов.

Как бы то ни было, дело сладилось, молодые поженились, новые родственники обменялись подарками — в общем, в монгольской степи появилась новая семья. Союз этот окажется на удивление крепким: почти пятьдесят лет Бортеучжин будет достойной хранительницей семейного очага Темучина, матерью четверых его сыновей и пяти дочерей, мудрой советчицей и милостивой хозяйкой. Через полвека именно престарелая Борте закрыла глаза своему усопшему мужу. У Темучина-Чингисхана было много жен и детей, но женой в истинном смысле этого слова, то есть спутницей жизни и опорой мужа, являлась только она. И только сыновья от Борте, ставшие ханами самостоятельных улусов Великой Монгольской державы, могли с полным правом носить громкое имя Чингизидов. По словам одного из монголоведов, Г. Лэмба, среди членов семьи Чингисхана лишь Борте и ее дети были подлинными деятелями монгольской истории, а остальные жены и дети — не более чем имена, случайно уцелевшие в списках. Конечно, это некоторое преувеличение, но, по большому счету, слова эти — достаточно верная констатация реальных исторических фактов.

Монгольские мужские украшения

Согласно монгольским законам, жена, естественно, должна была жить в нутуге мужа, и потому после богатого свадебного пира молодые отправились в родной Темучинов аил. Дай-сэчен проводил молодоженов до реки Керулен и вернулся в свое кочевье, но мать Борте, Цотан, сопровождала дочь до самого урочища Гурелгу, где в тот момент обретались Борджигины. Причина была в том, что новоиспеченная теща Темучина везла свекрови своей дочери поистине царский подарок — доху из черного соболя. Вероятно, Цотан хотела получше присмотреться к своей новой родственнице Оэлун — матери Борджигинов, поскольку дорогой подарок был вручен далеко не сразу по приезде, а наоборот, перед самым отъездом Цотан в родное кочевье, после того, как она довольно долго прогостила в новой семье. Наверное, Оэлун показалась ей вполне достойной столь богатого дара (а если бы не показалась? Видимо, был прибережен и другой подарок, поплоше?). Доха была вручена торжественно, с соблюдением всех церемоний. И здесь задумаемся: а что если бы Оэлун не понравилась матери Борте, и она увезла бы соболиную шубу назад? Тогда вся монгольская — да что там говорить, и мировая история могла пойти по совсем иному пути? Как ни удивительно, в этом предположении есть немалая доля истины.

Пресловутой дохе из черных соболей посвящены сотни, если не тысячи страниц в трудах монголоведов. Эта роскошная, но, в общем, ничем особо не примечательная меховая шуба стала, наверное, самой знаменитой шубой в мировой истории. Она явилась и одной из первопричин и, в известной мере, символом возвышения Темучина. С нее начинается некий новый отсчет времени для рода Борджигинов — начало восхождения из той нищеты, в которую они впали после безвременной смерти Есугэй-багатура. И дело не в том, что одна эта соболья доха стоила больше, чем все остальное имущество Борджигинов, вместе взятое, а в том, как распорядился этим неожиданно свалившимся в руки богатством новый вождь Есугэева рода — Темучин.

После отъезда Цотан на родину (ее сопровождал приехавший Боорчу, который с этого времени стал неразлучным спутником Темучина) в обоке Борджигинов состоялось знаменательное совещание. На повестке дня стоял один вопрос: что делать с собольей дохой? Еще до собрания было ясно, что единственное, чего нельзя делать ни в коем случае — это использовать шубу по прямому назначению, то есть носить. Собственно, основных вариантов, как поступить с дохой, имелось всего два. Первый: выгодно обменять ее на то, в чем заключалось реальное богатство для любого монгола — скот. Шуба по своей ценности равнялась хорошей отаре овец, и, прими Борджигины такое решение, они были бы надолго, если не навсегда, избавлены от вечно нависающего над ними призрака голодной смерти. Второй вариант: использовать ее как своеобразную инвестицию — с тем, чтобы в будущем это вложение принесло семье некие дивиденды. Такой способ был, конечно, очень ненадежным, да и прямо скажем, по тем временам рискованным.