К началу 1930 г. среди учителей и медицинских работников Западной области процент лишенцев был по-прежнему велик. Даже среди руководящих работников образования и здравоохранения встречались лица, не имеющие прав голоса. Так, директором профтехшколы в г. Севске был «Кириллов — сын торговца, лишённого избирательных прав, вступивший в комсомол под маркой крестьянина — бедняка». Столярной мастерской этой же школы руководил «Гершкович — лишенец» [321].
Многие лишенцы находили себе работу в культурных организациях. Некоторым даже удавалось занять высокий пост. Так в г. Трубчевске в течение долгого времени заведующим музеем был «бывший крупный помещик Поршняков, лишенец» [322]. Только в конце 1930 г. во время чистки советского аппарата он был изгнан с работы. Персонал «Клуба имени Ильича» в г. Гжатске, состоял главным образом из лишенцев и «социально чуждых». Особенно много лишенцев было в драматическом кружке и в хоре. В связи с этим областная молодёжная газета «Большевистский молодняк» призывала в апреле 1930 г.: «Нужно основательно оздоровить руководящую головку клуба „Ильича“. Нужно изменить методы и формы работы, нужно железной метлой вымести из клуба лишенцев» [323].
В ходе новой волны чисток последовавшей в 1929–30 гг. большинство лишенцев, трудившихся в образовательных, культурно-просветительных и лечебных заведениях, потеряли своё место работы. Вместе с тем, власть, организовывая подобные чистки, всячески старалась подчеркнуть, что нельзя лишать человека работы только из-за отсутствия у него избирательных прав. В разъяснении ВЦСПС от 14 марта 1929 г. говорилось, что если лица лишенные прав голоса возбуждали ходатайство о своём восстановлении, они в течение года могли трудиться на прежнем месте. Особо оговаривалось, что «в этом случае снятие их с работы по мотивам лишения избирательных прав является недопустимым» [324].
Период «великого перелома» был отмечен широкомасштабными кампаниями по «очистке» государственных учреждений от «социально чуждых элементов», в число которых неизменно попадали лишенцы. Власть существенно ограничивала круг профессий и должностей, которые могли получить лица лишенные избирательных прав. 17 января 1930 г. в орготделе ВЦСПС состоялось совещание представителей советов и центральных комитетов профсоюзов. По его итогам было принято постановление, в котором содержался призыв исключать из профсоюза и увольнять с работы все «классово чуждые элементы», в первую очередь лишенцев [325]. В циркулярном письме орготдела Западного облисполкома, опубликованном весной 1930 г., утверждалось, что в районах Западной области «почти повсеместно допускается в отношении лиц, лишённых избирательных прав полное ограничение в правах, как-то: снятие с пенсии, снятие с работы, исключение из членов профсоюза и т. д.» [326].
В ходе кампании по борьбе «с искривлениями избирательного законодательства», проходившей весной 1930 г. ряд лишенцев получили возможность восстановиться на прежней работе, однако на практике этим правом смогли воспользоваться немногие. По наблюдению А. И. Добкина с начала 1930-х гг. повсеместно наблюдался рост запросов от руководства предприятий в избирательные комиссии о наличии избирательных прав у того или иного работника [327]. На основании ответов на эти запросы человека могли уволить или наоборот оставить на прежнем месте. При этом должность человека и его добросовестность при исполнении служебных обязанностей не играли никакой роли. В октябре 1933 г. на заседании комиссии по самопроверке аппарата Бежицкого отделения всесоюзного объединения «Торгсин» рассматривалось дело сторожа Е. М. Расина. В его характеристике среди прочего было указано: «… с 1926 по 29 г. занимался торговлей в Бежице по II разряду, был лишен избирательных прав». Комиссия постановила: «Как бывшего торговца по II разряду, был лишен избирательных прав, с работы снять» [328].
Лишенцы, потерявшие работу, если им не удавалось восстановиться на прежнем месте, или найти новый заработок, пытались обращаться на биржу труда. Но если до конца 1920-х гг. такие попытки могли принести успех, то с началом «великого перелома» и эта возможность для граждан потерявших права голоса была существенно сужена. По постановлению наркомата труда СССР от 13 июля 1929 г. «О проверке состава безработных и порядке регистрации и посылке на работу уволенных при чистке аппарата» полному снятию с учёта на биржах труда подлежали «лица лишённые избирательных прав… за исключением тех, которые в течение не менее 5-ти лет занимались производительным и общественно-полезным трудом и показали лояльность к советской власти». Не регистрировались на биржах труда и «члены семей этих лиц, если они находятся на их иждивении, за исключением тех, которые в течение не менее 5-ти лет занимались производительным и общественно-полезным трудом и доказали свою лояльность к советской власти» [329]. В августе 1930 г. ЦИК и СНК СССР издали секретное постановление в котором содержалось предписание «не давать лишенцам и другим служащим потерявшим работу в результате недавних чисток, пособие по безработице и не регистрировать их на бирже труда». В нём, в частности, говорилось: «Их следует отправлять на лесозаготовки, торфоразработки, на уборку снега, и только в такие места, где испытывают острую нехватку рабочей силы» [330]. Таким образом, потеря гражданином избирательных прав влекла за собой не только изгнание с прежней работы, но и привлечение его к более тяжёлому и низкооплачиваемому труду в порядке мобилизации. Подобная практика существовала ещё в период «военного коммунизма», но достаточно широко применялась и в период «великого перелома». Лишенцев в 1930–32 гг. директивными распоряжениями отправляли на лесозаготовки, строительство промышленных объектов, мелиоративные работы. В начале 1931 г. чрезвычайная комиссия по лесозаготовкам Дорогобужского района Западной области приняла постановление, в котором, в частности, говорилось: «Создать кулацко-зажиточные бригады, включив и хозяйства лишенцев, по лесозаготовкам и вывозке» [331].
Читать дальше