В Розанов - Черный огонь

На какое-то время стихийный поток революции увлек и Розанова, захватила энергия и сила революционного студенчества и фабричного пролетариата, среди смуты и анархии ищущих пути к преобразованию жизни. На заре деятельности Государственной Думы Розанов надеялся, что "парламентаризм войдет к нам, как чистый гость в чистый дом". (Но в конце жизни 12-летнюю работу Государственной Думы Розанов назвал первопричиной гибели тысячелетней России).

В "Опавших листьях" встречаем характерную запись:

"Как я смотрю на свое "почти революционное" увлечение 190..., нет, 1897-1906 гг.?

- Оно было право.

Отвратительное человека начинается с самодовольства. И тогда самодовольны были чиновники. Потом стали революционеры. И я возненавидел их". ("Опавшие листья", СПб, 1913, стр. 198).

И все же свои "левые" статьи Розанов собрал в книге "Когда начальство ушло" (СПб, 1910).

Дело Азефа, убийство П. А. Столыпина и главным образом сочувствие широких кругов русского общества террору окончательно оттолкнули Розанова от освободительного движения.

И однако весной 1917 года, в дни крушения империи, какие-то надежды на возрождение России ненадолго вновь ожили в душе писателя.

Но надеждам этим сбыться не было суждено; свобода обманула, обернувшись анархией, хаосом, погромом России.

"Сущность момента - анархия. Сущность задачи - власть. Власть не юридическая, не оружия: власть доверия, уверенности, субъективной у каждого. По этим качествам "искомой власти" она должна быть народною", - писал Розанов еще в 1905 г. в статье "Среди анархии" и мог бы повторить слова недавнего прошлого и через 12 лет.

Но в 1917 году Розанов с горечью сознавал, что спасение национальной и государственной жизни России остается неосуществленной задачей революции. "Мы впали в русскую мечтательность, в русскую бездельность. Совершенно забыв, что за сегодняшним днем следует еще очень много дней, что открывается целая русская история - мы в один год и даже всего в два месяца столпили все вопросы бытия своего, начав пуговицами, которые солдату, как освободителю от тирании, можно отныне и не застегивать, и кончая призывом всех народов к совершению у себя по нашему образцу - тоже революций, да еще каких социал-демократических. И задохлись в этом множестве дел, хлопот, забот, в этой всемерной тяге, которую приняли на себя. Русского дела мы не исполнили. Но и всемирного дела мы, конечно, тоже не исполним. Мы просто, по русской сказке, вернемся к старому корыту".

Безвластие Временного Правительства на фоне торжества принципа анархии и угроза неизбежного перерождения анархии в варварский деспотизм - вот новая нота, тревожно звучащая в статьях Розанова в "Новом Времени". Зловещий облик грядущего диктатора явственно предстает перед духовным взором писателя... Обращаясь к русским людям, Розанов в отчаянии восклицает: "Неужели же вы хотите, чтобы появился марксистский Кромвель или марксистский Наполеон, который напомнил бы Фердинанда VIII из "Записок сумасшедшего": но владея уже миллионами штыков и десятками миллионов рабочих, командуя ими, повелевая ими конечно совершил бы над планетою тот Страшный Суд, о котором лучше не вспоминать".

Розанов предугадывал: роковая роль, роль великого отрицателя России предназначена именно "пломбированному господину, выкинутому Германией на наш берег". Ибо "Ленин отрицает Россию. Он не только отрицает русскую республику, но и самую Россию. И народа он не признает. А признает одни классы и сословия... Народа он не видит и не хочет... Ленин обращает Россию в дикое состояние. Он очень хитер и идет против народа, хотя кричит, что стоит за народ. В его хитрости и наглом вранье надо разобраться. Должны разобраться, что он отнимает всякую честь у России и всякое достоинство у русских людей, смешивая их с животными".

Не разобрались и не услышали предостережений Розанова, ибо даже "Новое Время" не решилось напечатать статью Розанова "К положению момента" летом 1917 года.

Вопреки мнению Н. Бердяева, считавшего, что в силу "женственной пассивности" и недостатка мужественного духа Розанов всегда преклоняется "перед фактом, силой и историей", в октябре 1917 года Розанов не склонился перед колесницей временного победителя.

В наши дни, когда, по предвидению Розанова, "здание с чертами ослиного в себе" (так В. В. Р. в "Уединенном" назвал мир торжествующего социализма) рушится и новая смута и анархия грозят окончательно поглотить Россию, статьи Розанова сохраняют животрепещущий интерес и приобретают новое поистине трагическое звучание.