Алексей Мишагин-Скрыдлов - Россия белая, Россия красная. 1903-1927

Протокол аудиенций требовал, чтобы вопросы задавал император, а его собеседник строго ограничивался ответами на них. Но мой отец догадывался, что его величество плохо ориентируется в теме разговора, сам же он давно горел желанием все ему объяснить. Разумеется, император был осведомлен о том, какого рода информацию мой отец собрал во время своей поездки, и не мог забыть, что сам поручил ему совершить эту поездку.

Однако шли минуты, а император даже не обмолвился о порученной им миссии. Верный своему пристрастию к деталям, он подробно выспрашивал у отца его мнение относительно небольшого изменения, которое планировалось внести в форму моряков: добавлять или не добавлять серебряный галун на поясной ремень парадного кителя. В той мере, в какой это дозволялось этикетом, отец постарался выразить свое желание отчитаться о поездке. Тогда царь соизволил спросить его о персоне микадо, о том, как японский монарх разговаривает и ведет себя на публике, об окружавших его церемониях; отметил ли мой отец какие-нибудь любопытные особенности японского этикета? Император слышал, что отец привез подарки, представляющие большой художественный интерес: удовлетворен ли он приемом, оказанным ему микадо?

Затем, как будто он посылал отца на Дальний Восток лишь затем, чтобы тот собрал все эти сведения о микадо, император поднялся, давая тем самым знак, что аудиенция окончена. Она продолжалась столько же времени, сколько обычно, т. е. четверть часа, максимум двадцать минут.

Тогда отец, уступив чувству беспокойства, переполнявшему его, попросил у его величества прощения за нарушение всех правил этикета, что объяснялось серьезностью вопроса, и заговорил первым. Он сказал императору, что во время своей поездки собрал очень важные сведения: Япония готова объявить нам войну и вести ее…

Перебив отца и протянув ему на прощание руку, император сказал:

– Ах, вы, как всегда, пессимистичны… – и с любезной улыбкой закончил: —…Николай Илларионович!

Отец вышел.

Через некоторое время после этой аудиенции отец был назначен главнокомандующим Черноморским флотом и наместником причерноморских областей. Это сложное русское название его новой должности в европейских языках, в первую очередь во французском, международном языке дипломатии, передается титулом «вице-король Крыма». Также и титул императорского наместника на Кавказе всегда переводится как «вице-король Кавказа». Назначение отца было очень почетным; он мог чувствовать только удовлетворение, получив его, и вся моя семья испытывала гордость. Вместе с тем и ближайшее окружение императора было удовлетворено – это самое меньшее, что я могу сейчас сказать, – этим назначением, удалявшим отца из столицы… Это окружение, или «клика», состояло из влиятельных людей, по большей части весьма посредственных умственных способностей, но эти люди крепко держались друг за друга и старались никого больше не подпускать к государю; они боялись влияния любых людей, не принадлежащих к их кругу, которые могли раскрыть царю глаза на грозящие опасности, не побоявшись нарушить его благодушие.

Итак, отец отправился в Севастополь, резиденцию наместника. Там все его время и силы поглотили обязанности, связанные с новой должностью. Естественно, его внимание было отвлечено от Дальнего Востока. Тем не менее он не забыл свои недавние тревоги; но, не будучи больше в курсе событий, ибо в 1903 году пресса не пользовалась свободой и не имела современных средств связи, отец начал спрашивать себя, не поддался ли он и впрямь пессимизму, как говорил его величество. Он думал, что Япония начнет войну в самое ближайшее время, а войны все еще не было. Ему хотелось бы самому убедиться в действительном положении вещей, сделать свои выводы.

В это время мои родители отправились на рождественские праздники в Петербург и там получили приглашение на придворный прием в Зимнем дворце. Отец поспешил принять его. Где, как не при дворе, можно узнать о русско-японских отношениях?

Такие приемы, на которые мои родители часто приглашались, носили название «малых», но на них собиралось до трехсот человек. Они включали в себя спектакль и ужин. После прибытия приглашенные должны были выстроиться в два ряда: дамы с одной стороны, мужчины – с другой. Император и императрица проходили вдоль рядов, останавливаясь по своему усмотрению перед персонами, к которым желали обратиться, и недолго с ними беседовали.

Протокол требовал, чтобы первыми на пути следования августейшей четы стояли члены дипломатического корпуса. Моя матушка, в своем качестве супруги наместника, должна была на этот раз стоять в начале дамского ряда [5] После дам, принадлежащих к императорской фамилии, обер-гофмейстерины двора императрицы и фрейлин, стоявших первыми, этикет расставлял дам не в порядке их происхождения, а в порядке должностей и чинов их мужей. Таким образом, жена наместника стояла впереди даже более знатных княгинь. При равенстве должности и чина, например между двумя наместниками, первой становилась не та, что старше по возрасту, а та, чей муж получил чин или должность раньше. Все это рассказано мной не просто для того, чтобы обратить внимание на деталь, которая может показаться пустой, а для того, чтобы показать, что при русском дворе должность мужа была одним из редких неаристократических признаков и являлась свидетельством современного духа. Правда, справедливо будет отметить и то, что мужчина редко достигал сколько-нибудь высокой должности, не принадлежа к более или менее знатному дворянскому роду. . Таким образом, заняв свое место среди дам, матушка оказалась напротив членов дипломатического корпуса, что позволило ей даже лучше, чем отцу, наблюдать всю сцену, а его избавило от необходимости расспрашивать кого бы то ни было о напряженности в отношениях между двумя империями.