Константин Бадигин - Покорители студеных морей (Главы 1-14)

С трудом раздвигая тяжелые кожи, молодой парень всем телом налег на толстый конец слеги. Услышав шепот, он перестал работать и взглянул на молодую красивую женщину. Парень хотел было заговорить с ней, но раздумал и молча указал на дальний угол.

Там, у светильника в две лучины, согнулся над растянутой кожей плотный мужчина с широкой рыжей бородой, Амефа подошла к нему и, не говоря ни слова, остановилась. Огонь светильника освещал суровое лицо с крупными чертами, нависшие густые брови.

- Чего тебе? - строго спросил он, не дождавшись слова от женщины. Подняв голову и увидев блестевшие на глазах Амефы слезы, он уже мягче добавил: - Ну, ну, рассказывай, женка, с чем пришла, плакать потом будешь.

- Степанька ночью увезли, прямо с постели взяли боже-вы люди, - быстро проговорила Амефа, умоляюще глядя на рыжего мужика. - Мучит его боярин, грозится глаза выжечь.

Афоня Сырков, собираясь с мыслями, медленно вытирал руки о фартук.

- Откуда тебе боярские посулы ведомы? - строго спросил он. - Мертв ведь боярин. Вчера с моста вечники бросили, сам видел.

- Божевский холоп поведал. Я за мужем до самого двсра бежала, у ворот боярских ждала. А Божев-то жив-здоров - рыбак его спас.

Амефа громко зарыдала, отвернувшись в темный угол.

- Подь сюда, ребята! -крикнул староста. - Бросай работу!

Люди быстро собрались возле Сыркова.

- Ну-ка, женка, обскажи мужикам, что мне поведала, - начал было Афанасий, но в это время за стенами сарая послышались торопливые шаги и громкий возбужденный разговор.

- Афанасий Иванович, - крикнул кто-то, войдя в амбар, - где ты, милай? Ишь ведь темень какая, со свету-то ничего не разглядишь!

В сарай один за другим вошли несколько человек.

- Проходи сюда, ребята! - откликнулся Сырков. - Здоров будь, Тимоха! С чем пришел, кого привел?

- Ну и дела! - начал человек, названный Тимохой. - Ну и дела, Афанасий Иванович! Бояре наши супротив старины, супротив веча идут. Всем народом, кажись, вчера Степанька и Божева судили! Вечный приговор был боярина смерти предать. Всем миром с моста бросили. Ин дело-то как обернулось: боярин живой, здоровый, а Степанька на чепь посадили.

- Знаю, вон женка Степанькова плачет, - сказал Сырков и показал на рыдавшую в углу женщину. - Она мне все обсказала.

Тимоха и остальные, разглядев Амефу, запустили пятерни под шапки.

- А хозяин наш Божев, - продолжал Сырков, - он, слов нет, зверь. В Волхове ему самое место. Он и плюнуть-то на пусто место николи не плюнет, а все, глядишь, в горшок либо в чашку.

- Зато обычай у него добр: когда спит - без палки проходи смело, - добавил кто-то. Все засмеялись.

- Вот что, ребята, - как-то сразу решил Сырков: - кончай работу. Степанька выручать надо... Ты, Ванюха, ты, Федор, ты, Илья, - строго продолжал Сырков, к дворищу поспешайте. Тимоха у вас за главного будет. На вече в колокол ударьте. А ежели вечный дьяк мешать будет - по шеям тогда дьяка. Ну, с богом, ребята!

Афанасий Иванович Сырков снял шапку и долго так стоял, не говоря ни слова.

И снова колокольный звон встревожил горожан и поднял галок и голубей, тучами взлетевших над городом.

Вече было бурное. Житые и черные люди яростно наступали. Из толпы кричали немедленно выдать Степанька, казнить боярина Божева. Требовали правого суда по русскому обычаю.

- По крестному целованию судите, - кричали горожане, - по два боярина, по два житых с каждой стороны.

- Доколь терпеть будем? Великим князьям своеволить не дали, так своим боярам и подавно не дадим.

Вече кое-где стало переходить в рукопашные схватки, зазвенело оружие, появились раненые и убитые. Бояре и богатые купцы побежали с веча укрываться в своих дворах.

Озверевшая голодная толпа двинулась на Софийскую сторону. Многие горожане были в доспехах и с оружием. Словно бурливая река разливалась по улицам и переулкам Софийской стороны. Ворвавшись на Козьмодемьянскую улицу, народ прежде всего взялся рушить двор Божева. Богатые хоромы вмиг разнесли по бревнам. Не найдя ни боярина, ни Степанька, толпа двинулась дальше - на Яневу, Людинцеву и Люгощу улицы.

- Братья, други, - надрывно кричал кто-то, - в Никольском монастыре житницы боярским зерном полны!

- Дети дома голодные! - поддержали в толпе женские голоса.

- Давай в монастырь за хлебом!

- В монастырь за хлебом! Почто боярский хлеб прячут?

Горожане по призыву женщин ринулись к монастырю и, сломав ворота, стали выгребать из монастырских житниц зерно. На монахов, хватавших за руки и умолявших не трогать хлеб, не обращали внимания.