-А сколько людей погибло"! С ума сойти! - со стоном продолжала тетя Настя. - Воскресенье ведь, кто в магазин, кто на базар пошел, на тревоги-то уж перестали и внимание обращать, а тут они вот тебе и налетели. Мы еще за городом видели, как они прямо тучей шли, стая за стаей. А к вокзалу подъехали - батюшки! Все порушено, все горит! В одном месте ребята какие-то, дружинники, наверно, вытаскивают из развалин мертвых и кладут их рядком на асфальт. Ты представляешь? Целые ряды мертвых! Ужас! Ужас! - восклицала тетя Настя.
-А у нас на фабрике старика убило, - сказала мать. - На эстакаде стоял, дежурил.
Женщины постояли еще, вздыхая и недоумевая, где же это Иван Андреевич. Затем перекинулись на моего отца.
-Нет ли от него каких известий? - спросила тетя Настя.
- Нет ничего. Уж не знаю, что и думать, - сказала мать.
Прожектора опять поймали немецкого разведчика. И опять освещенный крестообразный силуэт его мелькнул и исчез в темноте.
Тетя Настя и Шурка ушли к себе, а мать еще долго сиротливо стояла посреди двора. Ее фигура в белой кофе и белой косынке на фоне багрового зарева казалась темной. И очень одинокой.
-Мам, - окликнул я ее. - Ты ложись спать.
-Спите, - не поворачиваясь ответила она. - Я подожду отбоя.
Но отбоя уже больше не было. На следующий день бомбежка началась с самого утра и без всяких сирен. Сирены, по-видимому, из-за отсутствия тока не действовали, а может, их и не включали, потому как состояние тревоги для города теперь стало постоянным.
Утром я еще сквозь сон слышу длинную пулеметную очередь. С короткими паузами очереди настойчиво повторяются. "Наверно, воздушный бой", окончательно проснувшись и чувствуя во всем теле боль после вчерашнего падения в колодец, я встал и вышел во двор. Но никакого воздушного боя не увидел. Стреляли где-то на севере, за поселком. В недоумении оглянулся на мать, которая, стоя у дома, тоже прислушивалась к этой непонятной стрельбе.
-Вот так с самого рассвета, - сказала она, - то застрекочут, то перестанут. Как будто перестреливаются. Может, учения какие.
Я посмотрел га двор Черенковых. Голубей сейчас на крыше не было. "Спит еще, что ль?" - подумал я о друге.
-На завод побежал, - перехватила мой взгляд мать.
-А чего? Нам же с ним в ночную сегодня.
-С Настенькой побежал, про отца узнать.
-А он так еще и не пришел?
-Нет. Ты посмотри тут за Ланкой, я тоже на нашу силикатку сбегаю. А то как бы опять под суд не попасть.
Мать направилась к калитке, и в это время за штакетником забора на улице появляются солдаты. С винтовками и вещмешками за плечами идут, растянувшись двумя цепочками вдоль забора.
-У вас что, ребята, ученья, что ль? - открыв калитку, спросила мать.
Но солдаты, бухая сапогами, молча проходят мимо.
-На войну, тетка, идем, - отозвался наконец один худенький, невысокий паренек, шагавший в хвосте.
-Разговоры! - одернул солдатика с противоположной стороны улицы юный лейтенант и, бросив взгляд на нас, громко, успокаивающим тоном добавил:
-Ученья, мать, ученья.
Солдаты дошли до конца улицы и один за одним спустились в начинавшийся здесь и уходивший за поселок овраг.
-Нет, что-то здесь не так, - проводив взглядом солдат, с тревогой произносит мать.
Мне тоже все эти загадки здорово не нравятся. И это непонятное появление солдат, и пальба на севере, и затянувшееся отсутствие Ивана Андреевича. И вообще: что у нас происходит? Вчера был этот жуткий налет, а чего ожидать сегодня?
Над городом, как над извергающимся вулканом, висела огромнейшая туча дыма. Вспыхнувшие вчера на Баррикадах деревянные бараки уже догорели, только сизый дымок реял над пепелищем, но на юге от нас, в центре города, пожары не стихали. Сегодня они захватили новые кварталы и полыхали еще сильнее. У Волги поднимались циклопические столбы черного клубящегося дыма. Горели стоявшие на берегу нефтяные баки. В воздухе стойко держался запах гари.
-Ну, смотри тут, я быстро, - сказала мать. - А про детсад разузнать побежала Лиза Кулешова.
И она подалась на свой силикатный, узнать, выходить сегодня на работу или нет, чтобы не оказаться прогульщицей. Опозданий и прогулов мы все боялись, за них строго карали по указу. Мать уже однажды опоздала на двадцать минут, подвели остановившиеся часы-ходики, и ей дали шесть месяцев принудиловки по месту работы. "Слава богу, удостоилась, - сказала она тогда, - наконец-то в преступницы попала".
Из сенец, еще не совсем проснувшись и нетвердо ступая ногами, появилась Ланка. Я пошел ей навстречу. Отвечать на вопросы, какие, я знал, она сейчас начнет задавать.
Читать дальше