Михаил Сперанский - Иванъ Ѳедоровъ и его потомство

Правда, для юго-запада Руси существовалъ и еще источникъ славянской печатной книги: это была чешская Прага, гдѣ уже въ 1517 г. Францискъ Скорина печаталъ Библію, а въ 1525 г. онъ же печатаетъ уже въ Вильнѣ Апостолъ; отъ этой послѣдней типографіи Скорины идетъ типографія Несвижская (1562), гдѣ Симонъ Будный печатаетъ свой Катехизисъ, и, быть можетъ, отъ нея же идетъ та «бродячая» типографія, изъ которой около 1580 г. вышло такъ называемое «Евангеліе Тяпинскаго». Но дѣло Скорины, видимо, успѣха не имѣло, какъ не имѣла успѣха и попытка продолжать въ Вильнѣ дѣло Швайпольта Фѣоля [8] Соображеніе Каратаева (стр. 219–221); оно, однако, мало вѣроятно. въ лицѣ нѣкоего Василія Михайловича Гарабурды, напечатавшаго въ 1582 г., въ Виньнѣ же, Октоихъ. Причину этихъ неудачъ надо видѣть съ одной стороны въ самомъ характерѣ изданій Скорины, съ другой стороны, несомнѣнно, въ той роли, которую Москва съ половины XVI вѣка начинаетъ играть во внутренней политикѣ русскаго юго-запада и сосѣдней Польши. Дѣло въ томъ, что изданія Скорины и С. Буднаго, если и имѣли характеръ народный (языкомъ ихъ былъ языкъ русскій, отличный отъ литературнаго традиціоннаго, хотя уже мало-понятнаго), служили они, какъ, вѣроятно, и Евангеліе Василія Тяпинскаго, цѣлямъ частнымъ — сектантскимъ — небольшого сравнительно круга людей, примкнувшихъ или старавшихся примкнуть къ протестанствующимъ, социніанскимъ кружкамъ западной Руси, тогда какъ остальная часть русскаго населенія въ своей національно-религіозной борьбѣ противъ Польши и католицизма съ его уніей тянула ясно къ единовѣрной Москвѣ; а эта, также ясно, шла на встрѣчу юго-западному населенію русскому, въ то же время выполняя этимъ и свою государственно-политическую программу. Такимъ образомъ, если съ одной стороны частныя попытки въ силу своего характера оставались безъ видныхъ результатовъ и въ силу общаго положенія дѣла, то въ силу того же общаго положенія и благопріятныхъ обстоятельствъ частныя же попытки, встрѣчавшія поддержку извнѣ, не пропадали безслѣдно; поэтому то «братскія» типографіи, типографіи, основанныя борцами за народность и православіе, въ родѣ Хотчевичей (въ Заблудовѣ), Мамоничей (въ Вильнѣ), Острожскихъ (въ Острогѣ), Львовскаго братства, Виленскаго, Кіевской лавры и др., оказались разсадниками печатнаго дѣла на западѣ и югѣ Россіи. А тутъ то, какъ разъ во время, является фактическая помощь изъ Москвы; оттого-то и Иванъ Ѳедоровъ и Петръ Мстиславецъ явились основателями цѣлаго ряда типографій, частью лично (Заблудовъ, Львовъ, Острогъ, Вильна), частью черезъ своихъ учениковъ и преемниковъ, каковы, наприм., Спиридонъ Соболь, А. Вербицкій.

Но этимъ роль Ивана Ѳедорова и его товарища, лучше сказать, ихъ дѣла, не оканчивается. Не говоря уже о Россіи, печатная книга славяно-русская, получившая свое начало отъ Московскаго печатнаго двора и нашедшая себѣ продолженіе въ западно-русскихъ и южно-русскихъ типографіяхъ, книга эта сыграла видную культурную роль и за предѣлами русскаго государства и русскаго племени, отчасти продолжаетъ эту роль и по сіе время. Страна, гдѣ русская печатная кириллицей книга нашла себѣ примѣненіе и вліяніе, это — православный славянскій югъ, отчасти также Румынія.

Мы видѣли попытки юго-славянъ и румынъ, пользовавшихся въ церкви славянскимъ языкомъ до недавняго времени, бороться противъ «умаленія святыхъ книгъ» въ церквахъ, раззоряемыхъ и разграбляемыхъ «агарянскими чадами». Эти попытки начинаются ранѣе появленія печатной книги въ Москвѣ и на юго-западѣ Россіи, но рано же онѣ и прекращаются: XVI-й и особенно XVII-й вѣка на Балканскомъ полуостровѣ — время наибольшаго матеріальнаго гнета завоевателей турокъ и духовнаго гнета ихъ союзниковъ грековъ-фанаріотовъ; это время наибольшаго и матеріальнаго и литературнаго оскудѣнія на Балканахъ. Но это же время — начало духовной и культурной помощи замирающему славянству со стороны все болѣе и болѣе пріобрѣтающаго значеніе міровой державы Московскаго царства. Та роль духовныхъ меценатовъ, которая принадлежала когда-то балканскимъ государямъ и ихъ преемникамъ, полувассальнымъ, полунезависимымъ деспотамъ, воеводамъ, господарямъ, постепенно переходить къ Московскому государству и русскимъ представителямъ науки и литературы: русскіе литературные памятники, русскіе списки славянскихъ, памятниковъ начинаютъ пестрѣть все болѣе и болѣе среди сербскихъ и болгарскихъ рукописей; а эти послѣднія все чаще и чаще начинаютъ пріобрѣтать черты, типичныя для русскаго текста. Вмѣстѣ съ этимъ въ сербскихъ и болгарскихъ церквахъ юго-славянская старая печатная книга все больше и больше замѣняется книгой московской, чаще южно-русской печати.