Николай Рыжков - Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?

Но стоит оглянуться еще дальше назад, в прошлое.

Конечно, мы в 83-м пионерами в деле экономических преобразований не были. В 60—70-е годы такие попытки предпринимались дважды, по инициативе Алексея Николаевича Косыгина, Председателя Совета Министров СССР. Это был человек умный, компетентный и дальновидный, мечтавший, как мне думается, вырвать экономику из-под могучего пресса идеологии. Но — не судьба. Леонид Ильич с товарищами свято верили в примат идеологии и, к слову, не любили раскольников. Косыгин впоследствии на себе это, к сожалению, ощутил.

Косыгинская экономическая реформа 1965 года дала заметный толчок буксовавшему народному хозяйству. Только за восьмое пятилетие объем промышленного производства вырос в полтора раза, производительность труда — на одну треть. Темпы роста товаров народного потребления наконец-то сравнялись с темпами роста средств производства, которым всегда отдавалось предпочтение.

Косыгин понимал, что классическая идеологическая смазка — «народ все вытерпит ради мощи державы» — в экономике стала давать сбой. Людям надоело непрерывно бросаться на тут и там зиявшие амбразуры. Всем хотелось нормальной жизни не в светлом будущем, а сегодня. Тем более что в странах Запада жизненный уровень стал стремительно повышаться, а бывший пресловутый «железный занавес» уже не мешал нам внимательно все рассмотреть и немало озадачиться происходящим.

Я тогда работал на Уралмаше и косыгинскую реформу испытал на себе. Хорошо было начато, сильно по тем временам: предприятия, обретая ранее неведомые права, вздохнули свободнее. Да и подросшая зарплата карман работника не тянула.

Реформу начали откровенно и резко скручивать в конце 60-х. Опять-таки внизу, на производстве, это чувствовалось особенно отчетливо и больно: только вздохнули, как кислород вновь перекрывают. Делали это с государственных высей те, кто изначально не принял нововведений. Те, кто сразу усмотрел в экономических преобразованиях угрозу политической стабильности строя и только повода дожидался, чтобы эту реформу придушить. И повод подоспел. Весна 68-го, «пражская весна», не на шутку перепугала столпов и охранителей догматической идеологии.

Впрочем, с их позиций было чего испугаться: именно демократизация экономики неизбежно вытягивала за собой демократизацию всего общества. А этого ни Брежнев, ни Суслов, ни иже с ними допустить не могли. Не знаю, может быть, это мои домыслы, но думаю, что и самого Косыгина Чехословакия тоже, в конце концов, напугала.

Так не отсюда ли начало долгой и, в общем-то, неправедной борьбы с так называемым инакомыслием, с диссидентством? Но, как показывает опыт любой страны, «охота на ведьм», в конечном счете, всегда безуспешна. А уж нас-то, вынужден повториться, никакой опыт ничему не учит — ни чужой, ни собственный. Наши власти — хоть антидемократические, хоть, по их собственным уверениям, демократические, пуще всего боятся именно инакомыслия, и примеров тому ежедневно — тьма. Могучее «Нельзя!» царило и царит в любезном Отечестве нашем, и какими бы идеологическими одеждами оно ни прикрывалось, это слово всегда было орудием подавления свободы, мысли и действий и вместе с тем — лекарством от страха потерять власть. Для тех, кто дошел, добрался, дорвался до нее. И не верю я в объявленную свыше демократию, ибо настоящая демократия это слово «нельзя» с великой осторожностью применяет. Как аптекарь — яд.

Есть благородные социальные идеи, за которые необходимо бороться, добиваться их осуществления. И только когда они в основном войдут в жизнь, станут реальностью, можно тому или иному общественному строю дать характеристику, которая, как цель, была на знаменах сил, ратовавших за него. А сейчас происходит подмена понятий, великие слова используются в сугубо сиюминутных, популистских целях. Самое трагичное в этом то, что реальные действия людей, объявивших себя сторонниками демократических идеалов, ничего общего с ними не имеют. Поэтому и само понятие «демократ» становится в глазах народа чуть ли не неприличным…

Вторая попытка оздоровить экономику была предпринята в 1979 году, опять при Косыгине, хотя в это время он уже был очень болен и реформой занимался фактически его заместитель Владимир Николаевич Новиков. К сожалению, эта попытка так и осталась только попыткой, ибо ограничивалась лишь легкими, косметическими изменениями и не несла в себе никакой радикальной новизны. Да и о какой радикальности можно было вести речь, если официально ситуация в экономике признавалась «лучше некуда». Показуха достигла головокружительных высот, и главные лица страны находились в состоянии блаженнейшей эйфории.