Юрий Жуков - Иной Сталин

Все более и более входя в роль прокурора, обличающего на суде преступников, Ежов начал использовать свои козыри — «признания» подследственных, разумеется, не полностью, а только те отрывки из них, в которых шла речь о якобы готовившихся покушениях на Сталина, точнее, о намерениях, о всего лишь принципиальной возможности таковых. Легко жонглируя заранее подобранными цитатами, Ежов позволил себе — для пущего эффекта — упомянуть показания и тех, кто полгода назад проходил по делу Николаева. Но все же, не теряя из виду основную цель, он постарался свести результаты следствия по «Кремлевскому делу» к прямой и равной ответственности Зиновьева и Каменева, попытался убедить участников пленума в том, что именно они «в своем стремлении пробраться к власти, ставили ставку на внутренние и главным образом внешние отношения». Заговорщики, по его словам, загодя распределили сферы действий: «Организатором террора в Ленинграде был Зиновьев, все время поддерживавший связи с ленинградскими троцкистами (так в тексте! — Ю.Ж. ), в Москве организатором террора был Каменев».

Опираясь на материалы, полученные из НКВД, Ежов вновь и вновь стремился усугубить вину Каменева. Мол, Муханова сообщила следствию: «О группе, возглавлявшейся Н. Розенфельд, могу показать, что она была непосредственно связана с Л. Б. Каменевым». Из ее же слов, подтвержденных опять же голословными признаниями Б. Н. и Н. Б. Розенфельдов, следовало, что «сам Каменев непосредственно направляя всю деятельность групп, давал им указания и был в курсе всей подготовки убийства товарища Сталина».

Не обошел Ежов и роли Троцкого, его личной ответственности за терроризм. Правда, в данном случае он мог сослаться не на чьи-то сомнительные показания, а на откровения самого Льва Давидовича, на его провокационную, по сути, статью «Рабочее государство, термидор и бонапартизм».

«Нынешний политический режим в СССР, — писал Троцкий, — есть режим „советского“ (или антисоветского) бонапартизма по типу своему ближе к империи, чем к консульству… Противоречие между политическим режимом бонапартизма и потребностью социалистического развития представляет важнейший источник внутренних кризисов и непосредственную опасность самого существования СССР как рабочего государства» 12 12 Бюллетень оппозиции. 1935. № 43. . Мало этого, Троцкий не только признал существование в Советском Союзе политического терроризма, но и фактически оправдал его. Он отмечал в статье «Сталинская бюрократия и убийство Кирова»: «Политическая и моральная ответственность за самое возникновение терроризма в рядах коммунистической молодежи лежит на Сталине» 13 13 Бюллетень оппозиции. 1935. № 41. .

Именно это утверждение недавнего героя октябрьской революции и гражданской войны, оспорить подлинность которого было невозможно, позволило Ежову сделать оказавшийся столь страшным по своим последствиям вывод. Троцкий, провозгласил секретарь ЦК, «стал теперь главным вдохновителем и организатором террора против вождей партии и правительства, мобилизуя вокруг себя все террористические элементы внутри и вне СССР».

Только потом, практически в конце доклада, Ежов обратился к заявленной теме. Вспомнил о Енукидзе и подведомственном ему совсем недавно аппарате секретариата ЦИК.

«Ярким примером политической слепоты и полной потери классовой бдительности, — заявил Ежов, — примером такого преступного благодушия является член ЦК ВКП(б) тов. Енукидзе. Партия оказала ему огромное доверие. В течение полутора десятка лет он состоял секретарем ЦИК. Ему фактически была доверена охрана Кремля. Только благодаря его преступному благодушию, полной потере классового чутья и политической бдительности, контрреволюционным зиновьевско-каменевским и троцкистским элементам удалось пробраться в Кремль и организовать там террористические группы».

Подкрепив такое обвинение опять же лишь материалами следствия по «Кремлевское делу», Ежов заключил: «Товарищ Енукидзе должен быть наказан самым суровым образом, потому что он несет политическую ответственность за факты, происходившие в Кремле». Но тут же он предложил необъяснимо мягкое наказание: «ЦК выносит на рассмотрение пленума вопрос о выводе т. Енукидзе из состава членов ЦК ВКП(б)» 14 14 Там же. Оп. 2. Д. 547. Л. 26–29 об. .

Казалось, доклад должен был задать тон для последовавшего обсуждения. Однако большинство участников пленума решило всячески уклоняться от политических аспектов вопроса, и прения пошли по иному пути.