Михаил Гаспаров - Занимательная Греция

В Риме много лет жила тысяча знатных греков — заложников, взятых после битвы при Пидне. В живых оставались уже немногие. Они просили отпустить их на родину. Сенат спорил. Катон сказал: «Разве нет у нас дел поважней? Не все ли равно, кто похоронит кучку дряхлых греков — наши могильщики или ахейские?» Среди этих заложников был знаменитый историк Полибий. Он просил вернуть изгнанникам их почетные должности. Катон с ласковой улыбкой произнес» «Как по-вашему, если Одиссей забыл в пещере Киклопа шляпу и кошелек, станет ли он возвращаться за ними?»

Полибий жил в Риме, в доме Эмилия Павла, был воспитателем его сыновей — один из этих сыновей скоро станет разорителем Карфагена — и писал историю. Он оглядывался и думал: как случилось, что на его глазах, за время жизни одного поколения, мир из греческого стал римским? И мир представлялся ему огромным механизмом, где во всех государствах, малых и больших, то быстрее, то. медленнее, роковым круговоротом совершается смена государственных устройств. Монархия вытесняется аристократией, аристократия — демократией, демократия — тиранией, то есть опять монархией, и каждая фаза — это сперва краткий расцвет, потом долгий упадок. Сейчас в расцвете Рим. Три власти в нем хорошо уравновешены: монархию представляют консулы, аристократию — сенат, демократию — народное собрание; поэтому колесо его истории вращается медленно, господство его будет долгим. Пусть так: все лучше, чем греческая вольность воевать и мириться, когда хочется. Полибий был прав: римской власти над миром хватило еще на шестьсот лет.

Так оно и было. Рим правил, и часто правил круто, но во всем, что касалось наук и искусств, философии и красноречия, он был верным учеником Греции. Римских детей старались учить греческому языку раньше, чем родному латинскому; римские юноши приезжали в запустелые, обедневшие Афины брать уроки в Академии, Ликее, эпикурейском Саду и Портике стоиков; римские наместники, проезжая через Грецию в свои провинции, наносили визиты знаменитым греческим философам; римский император Марк Аврелий сам написал книгу по философии (и прекрасную книгу!), и написал ее на греческом языке. Греция дала еще много и отличных писателей, и больших ученых. Но сейчас, прощаясь со свободной Грецией, хочется подумать не об этих великих людях, а о тех маленьких, из которых выходят великие. Заглянем в последний раз в греческую школу. Сейчас у нас к этому есть совсем особенный повод.

Не только римляне учили греческий язык — грекам тоже приходилось учить латинский. Они делали это неохотно: они гордились собственным языком, они привыкли, что на всех окраинах мира варвары стараются говорить по-гречески, а не греки по-варварски; недаром во всем множестве книг, оставшихся нам от античности, нет ни одного, скажем, греко-египетского или греко-скифского словаря. Но нужда есть нужда, и греческие мальчики стали учить латынь в школах по таким же простеньким учебникам, по которым вы начинаете учить английский или немецкий. Учебники — недолговечные книги; вы сами знаете, как быстро они затрепываются и погибают. До нас почти чудом сохранился один такой учебник. В два столбца, по-гречески и по-латыни, в нем выписаны нехитрые тексты: изречения, Эзоповы басни, мифы, рассказ о Троянской войне и — самое интересное — школьный разговорник. Послушаем же эти коротенькие фразы, похожие на те, которые, конечно, приходилось сочинять и вам.

До зари я пробудился от сна. Поднялся с постели. Сел. Взял ремешки, сандалии; обулся. Попросил воды умыться. Умываю сперва руки, потом лицо. Умылся; вытерся; отдал полотенце. Надел хитон на голое тело; подпоясался. Помазал голову маслом и причесался. Надел белый плащ. Вышел из спальни с дядькою и с нянькою поздороваться с отцом и матерью. Поздоровался с обоими и поцеловал их. А потом вышел из дому.

Прихожу в школу. Вошел. Говорю: «Здравствуй, учитель!» И он меня тоже поцеловал и поздоровался. Раб мой дает мне таблички, пенал, грифель. Севши на место, провожу черту, стираю ее. Списываю с прописей; списав, показываю учителю. Он исправляет, зачеркивает. Приказывает мне читать. Потом приказывает передать другому.

Я выучил слова; я ответил. «А теперь подиктуй мне!» Товарищ мне диктует. «И ты!» — говорит он. Я ему говорю: «Ответь сначала слова». А он мне говорит: «Ты что, не знаешь, что я их еще до тебя ответил?» Я говорю: «Врешь, не ответил». — «Не вру!» — «Ну, если не врешь, то подиктую».