Стефан Цвейг - Корона и эшафот

Вот больше, чем нужно, чтобы зажать рты официальным защитникам Людовика Капета, которые явятся сюда с конституцией в руках требовать безнаказанности за его злодеяния. Они будут ссылаться при этом на принадлежащую ему привилегию строить заговоры против государства. Да, он действительно купил такую привилегию у неверных представителей народа; но эти низкие фабриканты декретов все же не посмели формулировать ее ни настолько ясно, ни настолько подробно, чтобы спасти его от меча правосудия.

Что касается вас, граждане, избранных нацией не только для того, чтобы отомстить ее насильникам, но и для выработки мудрых законов на место той конституции, которая так долго составляла ее несчастие и едва не привела ее к гибели, — вы не обратите внимания ни на умышленные умолчания, ни на возмутительные декреты этого позорного памятника рабства; вы предадите суду деспота, низвергнутого с трона, и заставите его искупить бесславной смертью длинный ряд своих преступлений. Вы положите в основу суда над Людовиком Капетом неотъемлемые права наций и политическое законодательство всех стран. Не подлежит сомнению, что всякий народ имеет право наказывать своих провинившихся агентов. В какой же свободной стране законы не карают смертью правителей, стремившихся к разрушению государства? Повторяю еще раз, приводить законы в пользу бывшего короля — это значит нарушать их все разом самым вопиющим образом, ибо все законы осуждают его как расхитителя, клятвопреступника, предателя, заговорщика, как тирана, запятнанного всевозможными преступлениями, как чудовище, обагренное кровью своих сограждан.

Он достаточно будет наказан, говорят вам, если останется жить среди свободной нации, для которой он был вождем и стал позором: пусть же он живет, вечно испытывая гнет стыда и раскаяния!

Если бы конституция была закончена и свобода упрочена, если бы зажили раны страны, если бы среди нас царил мир, если бы животворные соки разливались по жилам нашей родины, если бы нация могла, наконец, отдохнуть под сенью мудрых законов и с надеждой смотреть в будущее, — тогда мы, действительно, могли бы вспоминать времена абсолютизма, как тяжкий сон; тогда мы, пожалуй, смогли бы предоставить тирана поздним сожалениям, могли бы обречь его на долгую пытку жизнью, в память тех бедствий, которые он нам причинил, или, вернее, той свободой, которая явилась их следствием. Но, граждане, вы не должны поддаваться софизмам тех, которые стараются сохранить ему жизнь, удерживая над головой его дамоклов меч закона. Одна уже забота об общественном благе должна заставить вас отвергнуть всякое другое наказание, кроме смертной казни, ибо пока бывший король сможет надеяться на какое-либо непредвиденное событие, которое вернет ему свободу, он будет служить связующим звеном для врагов отечества и центром всех заговоров.

Итак, нет ни свободы, ни безопасности, ни мира, ни отдыха, ни счастья для французов, нет надежды для других народов свергнуть иго, пока не падет голова тирана!

Граждане, Людовик Капет не один замышлял гибель отечества; будучи предан суду, он укажет своих сообщников, своих министров, своих агентов, неверных представителей народа, администраторов, судей и генералов, вместе с ним строивших козни против нации. Поэтому его процесс есть вернейшее средство избавить нацию от ее опаснейших врагов, навести страх на изменников, искоренить заговоры и обеспечить, наконец, мир, свободу и процветание страны; иначе все ваши стремления восстановить спокойствие и подготовить царство законов останутся тщетными.

Бывший король подлежит суду — это несомненно. Но кто должен судить его? Простой трибунал, составленный из непосредственных делегатов народа, сказал бы я, если бы можно было поручить простому трибуналу столь важное дело, если бы не было так важно для общественного блага его быстрое решение. Людовика Капета должен судить Национальный Конвент, который представляет всю нацию. Пусть не указывают нам на некомпетентность нашей юрисдикции, ссылаясь на лживый титул народного представителя, который подарили обвиняемому низость, коварство и измена, чтобы вознести его выше законов. Король был лишь первым чиновником в государстве, и на этом основании он не мог требовать никакой прерогативы.

Остается рассмотреть последний вопрос. Как надо судить бывшего короля? Его надо судить торжественно, по всей строгости закона!

Прочь от нас, ложные идеи милосердия и великодушия, которыми хотят польстить национальному тщеславию! Как могли бы мы поддаваться этим чувствам, не навлекая на свои головы порицание нации, а на родину — целые тучи бедствий? Неужели мы оставим бывшему королю возможность снова интриговать против свободы? Простить ему было бы с нашей стороны не только слабостью, но и предательством! От вашего решения, граждане, зависит спасение французов и укрепление республики.