Все эти сигналы насторожили Чаплинского в отношении важных, развертывающихся событий, таивших в себе большие для него возможности.
Таким образом, Чаплинский, подобострастно сотрудничая с министром юстиции Щегловитовым (центральной фигурой в высших правительственных кругах) становился ведущей фигурой киевской конспирации.
(20) Не обращая внимания на предупреждения, не замечая тревожных сигналов, Мищук честно исполнял свою работу: его подозрения падали на Андрюшину семью, по внешним своим признакам спокойную и честную, и на Веру Чеберяк, мать Андрюшиного друга, женщину с плохой репутацией.
Ходили слухи, что Андрюша был наследником капитала, состоявшего под опекой, и что в случае его смерти это наследство переходило к его родителям. Дружба Андрюши с Женей Чеберяк бросала тень на Андрюшиных родителей; казалось очень странным, что в то утро, когда произошло убийство, Андрюша, пропустив школьные часы в единственный этот раз, почему-то отправился навестить своего приятеля; похоже было на то, что его туда послали.
Мищук сразу же арестовал Андрюшиных родителей, а также других его родственников, включая и бабушку; их держали под арестом две недели, и все это время с ними плохо обращались; мать его, беременную на 5-ом месяце, допрашивали целыми часами; ей было отказано в ее просьбе присутствовать на похоронах сына, хотя бы под стражей, с другими родственниками обращались так же грубо.
Ничего из всего этого не получилось; алиби родителей оказалось стопроцентным, остальные родственники, ничего существенного не могли сказать, а "наследство" оказалось праздной сплетней.
Мищук также стоял за то,, чтобы арестовать Веру Чеберяк; квартира ее уже давно была пристанищем для воров и убийц; однако, ей удавалось за одним только исключением, о котором будет сказано ниже,* не попадаться в лапы полиции. За два дня до убийства Андрюши, 10-го марта 1911-го года, полицией был сделан налет на ее квартиру в поисках краденого товара. Был ли обыск сделан, потому что полиция получила указания, или же она действовала по рутине, никогда не удалось установить; очень возможно, что этот обыск был следствием обыкновенной рутины, так как в Киеве, в течение всего февраля и частично в марте, было совершено такое множество краж и взломов, что полиция вынуждена была проявить необычную энергию.
Во время обыска у Чеберяк краденых вещей не нашли; (21) Мищук не видел никакой связи между убийством Андрюши и этим обыском, произведенным за два дня до убийства. На самом же деле эта связь существовала, но надо было быть более способным человеком, чем Мищук, чтобы эту связь определить.
Мищук не арестовал Чеберяк по очень простой причине: Чаплинский, следивший вместе со студентом Голубевым, со все возрастающим беспокойством за его действиями, помешал ему это сделать.
Он запретил ему арестовать Чеберяк, и также сделал Мищуку повторное предупреждение: "Зачем это вы напрасно преследуете невинную женщину?"* - Все, что Мищук мог сделать, это вызвать Чеберяк к следователю для допроса.
У Голубева и Чаплинского были разные причины для беспокойства: Голубев хотел, чтобы поиски убийц происходили исключительно в еврейской среде. Желания Чаплинского были более сложными; в то время он еще не был членом конспирации, т.к. он еще не знал, как далеко в Петербурге пойдут; хотя желания министра юстиции Щегловитова были очевидны, все же он видел в данном случае мало возможностей засудить еврея по обвинению в ритуальном убийстве. Все прежде сделанные в этом направлении попытки не удались; правда, это было еще до "эры" Щегловитова. Если только правительство будет готово сотрудничать, а главное, если царь выразит благосклонную заинтересованность, все, на этот раз, может обернуться иначе.
В предвидении такого оборота дела, первой задачей Чаплинского и его сообщников было найти убийц, а затем на время укрыть их, на всякий случай. Если же, впоследствии, в Петербурге решат остановить конспирацию, Киев немедленно обнаружит убийц, и таким образом, никто не пострадает; если же Петербург слишком промедлит и скомпрометирует себя - Киевская администрация сможет показать, что она действовала по приказу.
Профессиональное усердие Мищука, приводившее Голубева в ярость, получило бы полную поддержку Чаплинского, если бы он мог рассчитывать, что Мищук в случае надобности может быть вовлечен в конспирацию.
(22) Но Мищук не кооперировал, он с самого начала не оставлял ни малейших сомнений, что он намерен честно работать. Печальная в дальнейшем судьба Мищука является прекрасной иллюстрацией тех технических приемов администрации, которыми она пользовалась в своей постановке дела Бейлиса.
Читать дальше