Милтон Шульман - Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте

Что касается моей вины, я могу сказать следующее:

1. Из-за предыдущих сражений танковые дивизии были слишком слабы для обеспечения победы. Даже если бы каким-то образом удалось увеличить их ударную силу, они никогда не дошли бы до моря, несмотря на некоторые промежуточные успехи. Единственной почти укомплектованной дивизией была 2-я танковая. Однако ее успехи ни в коей мере не могут быть мерилом для других танковых дивизий.

2. Даже если предположить, что можно было вовремя дойти до Авранша и закрыть брешь, все равно нельзя было устранить опасность, угрожавшую группе армий, только немного отсрочить ее. Дальнейшее (согласно приказу) проникновение наших танковых дивизий на север, их соединение с другими частями для контрнаступления и изменения сложившейся ситуации было абсолютно невозможно. Все, кто знал истинное состояние наших войск, особенно пехотных дивизий, без колебаний согласятся с тем, что я прав. Ваш приказ основывался на несуществующей ситуации. Когда я прочитал этот важнейший приказ, у меня сразу сложилось впечатление, что эта блестящая и дерзкая военная операция вошла бы в историю, но, к сожалению, осуществить ее не представлялось возможным, за что отвечать пришлось бы командующему армиями.

Я сделал все, что мог, чтобы выполнить ваш приказ. Я признаю, что было полезнее выждать еще один день, прежде чем начинать наступление. Но в корне это ничего бы не изменило. Я твердо убежден в том, и это убеждение я уношу с собой в могилу, что в сложившихся обстоятельствах ничего нельзя было изменить. На южном фланге группы армий союзники сосредоточили слишком мощные силы. Даже если бы мы окружили их под Авраншем, они легко снабжались бы с воздуха и получали подкрепления от войск, хлынувших в Бретань. Наша собственная линия обороны так ослабла, что долго удерживать ее мы не смогли бы; тем более, что англо-американские войска атаковали ее в лоб, а не через брешь у Авранша с юга. Когда я, вопреки собственному мнению, согласился с предложением командующих танковой группы и 7-й армии быстро нанести удар, то потому, что все мы знали положение северного фронта этой армии и больше не верили в его прочность. К тому же противник совершал окружной маневр на юге. Ситуация требовала немедленных действий. Что касается положения в воздухе, полностью исключавшего бои в дневное время, то и здесь надежды на успех были ничтожно малы. До сего момента погода оставалась ясной, и прогноз не предвещал изменений.

По этим причинам я твердо заявляю, что шансов на успех не было; напротив, все запланированные атаки лишь значительно ухудшили бы положение группы армий, что и произошло.

Армия на западе в конце концов оказалась практически отрезанной от людских и материальных ресурсов. К этому привело безнадежное положение на востоке. Быстрое уменьшение количества танков и противотанкового оружия, недостаточное поступление снарядов в так называемые позиционные дивизии привели к ситуации (усугубившейся из-за потерь в так называемом «котле»), которую мы видим сегодня.

Из-за напряженных отношений с новым начальником Генерального штаба (генерал-полковником Гудерианом), который считает меня своим личным врагом, я не мог обратиться к нему, а потому не имел возможности получить для запада танковую поддержку, жизненно важную для развития общей ситуации.

Мой фюрер, я считаю, что сделал все возможное в данных обстоятельствах. В моем сопроводительном письме к докладной записке фельдмаршала Роммеля я уже указывал на вероятный исход операции. Роммель, я и, может быть, все остальные командующие здесь, на западе, имеющие опыт сражений с англоамериканцами, превосходящими нас в численности и вооружении, предвидели подобное развитие событий. Нас не слушали. Наши предположения диктовались не пессимизмом, а объективной оценкой фактов. Я не знаю, сможет ли фельдмаршал Модель, прекрасно проявивший себя в различных сферах, овладеть ситуацией. Я искренне надеюсь на это. Если мои надежды не оправдаются, если не окажет долгожданного эффекта новое оружие, тогда, мой фюрер, примите решение закончить войну. Немецкий народ испытывает такие невыразимые страдания, что пора положить конец этому ужасу.

Должны найтись способы закончить войну, а главное, уберечь рейх от большевистского ига. Поведение некоторых офицеров, попавших в плен на востоке, так и осталось для меня загадкой. Мой фюрер, я всегда восхищался вашим величием, вашей исполинской борьбой и вашей железной волей к сохранению себя и национал-социализма. Если злой рок сильнее вашей воли и вашего гения, значит, это судьба. Вы вели благородную и великую битву. Будущее это докажет. Так проявите свое величие, закончив безнадежную борьбу, пока не поздно.