Михаил Болтунов: Стратегическая разведка ГРУ

В первый день, после объявления об этом по радио, навязчиво лезли в голову слова из песни: «Если завтра война, будь сегодня к походу готов». Он достал из коробочки хранившиеся там значки ВЕТО и ПВХО, удостоверения к ним, пересмотрел и опять спрятал.

О дальнейшей учебе нечего было и мечтать. На пятый день войны мотоциклист привез и вручил под расписку повестку из горвоенкомата о призыве. Повестку ждали, но появление ее вызвало удивление: отпечатана она была на пишущей машинке, на тонкой папиросной бумаге, чересчур скромным текстом.

Он ждал чего-то большего, торжественно-значимого, слов о войне, ссылок на закон. Листок же просто оповещал, что в связи с призывом на действительную военную службу в Красную Армию ему надо прибыть туда-то. Но в то же время сугубо деловая простота изложения сразу же настраивала на серьезность ситуации, на отсутствие времени для долгих размышлений, на желание как можно быстрее занять место, отведенное тебе в создавшейся обстановке.

После отца повестка прошла через всех домочадцев, в том числе и младших братьев, которые не нашли в ней ничего интересного.

Увидев осунувшиеся лица родителей, растерянность старшего брата, они уцепились с обеих сторон за мать. Та обняла их, как бы защищая от беды, крепко прижала к себе и тихо заплакала. Не понимая состояния матери и готовые разреветься, ребята с испугом глядели то на нее, то на отца. К горлу подкатил горький комок…»

Так Нил ушел на фронт. Определили его в школу младших командиров-противотанкистов. Школа располагалась в Песочных лагерях, что в 30 километрах от Костромы.

Воспоминаний Ленского об этом периоде его жизни не сохранилось, но удалось найти другие свидетельства, что из себя в ту пору представляли Песочные лагеря.

«На фронте оказался не сразу, — вспоминал ветеран войны Н. Панков, — сначала попал в учебку, где готовили младших командиров. Она находилась под Костромой, в Песочных лагерях. Когда мы прибыли туда, увидели вокруг только лес. Нас встречал офицер, который сказал: «Весной птички прилетают вить себе гнездо, так и мы будем строить себе жилье».

Начались наши строительные будни. Нужно было построить землянки на 200 человек — целую роту. Одно бревно несли на себе 15 человек — так мы все были обессилены. Кормили плохо, два раза в день. Утром — вобла сушеная, два сухаря. Обед — тоже самое. Пили привозную воду из реки.

Освещения, отопления не было. Из травы и камыша сделали постели. Форму не выдали, ходили в гражданке. Правда, через три месяца стали получать усиленный паек, по 200 граммов белого хлеба, варили каши, супы. Привезли гимнастерки, шинели».

Нет сомнения, через все это прошел и Нил Ленский.

Летом 1943 года он оказался в действующей армии, в 53-й мотострелковой бригаде 29-го танкового корпуса. Под свое начало старший сержант Ленский получил орудийный расчет истребительно-противотанковой батареи.

Противотанкисты тогда имели особый статус. В связи с массовым применением фашистами танковых войск, советское командование уделяло большое внимание укреплению противотанковых частей. Младшие командиры и рядовые получали двойной оклад денежного содержания, весь начальствующий состав до командира дивизиона был взят на особый учет и использовался только в соответствующих частях. Сержанты и бойцы-противотанкисты после излечения в госпитале направлялись строго в истребительно-противотанковые подразделения.

Даже формой они отличались от других: имели специальный нарукавный знак — черный ромб с красной окантовкой со скрещенными орудийными стволами.

За каждый подбитый танк командиру орудия и наводчику выдавалась премия в 500 рублей, остальному орудийному расчету — по 200 рублей.

Все эти поощрения были назначены не зря. Противотанкисты всегда на переднем крае и деться им оттуда некуда. Более того, они — последняя надежда командования: кроме них немецкие танки остановить некому. Как правило, они воевали при численном превосходстве врага. Противотанковые пушки, те же знаменитые «сорокопятки», были эффективны только на весьма малой дальности, всего в несколько сотен метров. И тут уж, как говорят в народе, «либо грудь в крестах, либо голова в кустах». Третьего не дано. В кино и то страшно смотреть на эту крохотную пушчонку, вступающую в дуэль с бронированным монстром. А что уж в жизни. Да и немецкие танкисты уделяли им самое пристальное внимание.

Нил Иванович оставил запись в несколько абзацев о своей встрече с пушкой-«сорокопяткой». Он рассказывает о ней, словно о живом человеке, боевом друге.