Продолжать объяснение «нобелевской аномалии» можно было бы долго. Но нельзя не указать еще на одно обстоятельство, способствовавшее успеху евреев в науке. Оно тоже, как ни парадоксально, связано с притеснениями и препятствиями на пути к научному росту.
Во всех еврейских семьях знали о дискриминации и с раннего возраста готовили к ней детей. Рихард Вильштеттер вспоминал в уже упоминавшейся автобиографии, что во время учебы в нюрнбергской гимназии ему не очень давалась латынь. В один прекрасный день он смог все-таки, приложив немало усилий, получить наконец заветное «хорошо». С нетерпением бежал он домой, чтобы сообщить матери радостную весть. Едва взглянув на тетрадь с оценкой, мать сказала холодно: «Хорошо — это плохо!»
Старинный Гёттинген три раза возникал на жизненном пути физика Борна. Первый раз в 1904 году, когда двадцатидвухлетний Макс решил провести в университете имени Георга Августа седьмой семестр своего обучения. Так как родственники Макса были состоятельными людьми, он мог позволить себе изучать не только те предметы, которые хотел, но и там, где хотел. До Гёттингена он уже прослушал лекции в трех университетах: Бреслау, Гейдельберге и Цюрихе. В Гёттингене ему сразу повезло — его взял на должность личного ассистента Давид Гильберт [19] Давид Гильберт (1862–1943) — великий немецкий математик.
. Правда, Макс из-за своей неопытности испортил отношения с другим великим ученым — Феликсом Клейном. Поэтому свою первую диссертацию Макс Борн защищал по прикладной, а не по чистой математике, где Клейн, скорее всего, не дал бы ему получить докторскую степень. Со временем научные интересы Борна сосредоточились на физике, но его работы всегда отличались виртуозным владением математическими методами.
Второй раз Борн приехал в Гёттинген в 1908 году по приглашению Германа Минковского, чтобы в качестве его личного ассистента поработать вместе с ним над проблемой электромагнитной массы электрона: как раз недавно была опубликована эйнштейновская теория относительности.
Борну еще раз невероятно повезло: он снова столкнулся с одним из ведущих мировых ученых, который, знакомя его со своей «творческой кухней», показал, как делаются революционные открытия. Сначала Гильберт, а теперь Минковский словно подтягивали юношу до своего уровня, помогая ему войти в науку и идти дальше своим путем.
Макс был по-настоящему счастлив. Те вопросы, над которыми он бился в одиночку, становились ясными и понятными в свете общего подхода, который демонстрировал Минковский.
Счастью, однако, не суждено было длиться долго. Буквально через несколько недель случилась катастрофа: врачи слишком поздно определили у профессора аппендицит, запоздавшая операция не помогла, и 12 января 1909 года Герман Минковский скончался. Ему было только 44 года, он умер в самом расцвете таланта [20] В литературе о Минковском и Борне встречается рассказ о том, как Борн посетил умирающего профессора в больнице и услышал его слова: «Смерть — это лучшее средство, которое поможет распространению моих мыслей и идей». Борн, якобы, расценил высказывание как свидетельство скромности и величия необыкновенного мыслителя. Следует признать этот эпизод легендой, так как из автобиографии Борна становится ясно, что после Нового года, который Макс провел в Бреслау, с Минковским он больше не встречался.
. Для Борна эта потеря стала страшным ударом, от которого он долго не мог оправиться. Лучшим лекарством стала работа над проблемой, над которой он начал размышлять еще вместе с Минковским.
Защита второй докторской диссертации состоялась летом 1909 года, а в начале зимнего семестра — в октябре того же года — приват-доцент Борн выступил перед студентами с обязательной пробной лекцией. Тему для нее Макс выбрал сам: «Модель атома по Дж. Дж. Томпсону». Именно строение атома стало одной из центральных тем его будущих исследований.
После пробной лекции Макс официально был принят на должность приват-доцента Гёттингенского университета. С этого времени началась его очень плодотворная преподавательская деятельность. За свою долгую жизнь он подготовил немало выдающихся ученых, профессоров и даже нобелевских лауреатов.
Научные результаты самого Борна тоже не остались без внимания коллег, и в 1914 году Макс Планк предложил его кандидатуру на должность экстраординарного профессора теоретической физики в Берлинский университет.
Читать дальше