Вега Орион - Любовные утехи богемы

Толстый монах, обедом разморенный,

Разлегся на ковре перед огнем,

А рядом с ним блудница, дочь Сидона,

Бела, нежна, уселась нагишом;

Горячим услаждаются вином.

Целуются, — и что им кущи рая!

Монах хохочет, рясу задирая…

Славу Парижа — богемного, порочного города века XIX — за полстолетия до этого снискал себе Авиньон.

Петрарка говорил, что он был сточной канавой всех мерзостей мира, а хроникеры говорят о клоаке всех грехов. Слава Авиньона прогремела по всей Европе, и во многих городах появились улицы, названные в честь этого города (Барселона, Рим). В Италии, направляясь в публичный дом, говорили: andare agli avignonesi.

«Проституция загадочными связями нередко соединена с поэзией и искусством, — говорил Пьер Макорлан. — Места, в которых существует проституция, поражают своей загадочностью. В большинстве случаев декорации превосходят актеров. Работает лишь воображение клиента». Слово сказано: воображение. Именно оно творит иллюзию, великую и прекрасную, оно поэтизирует жизнь, благодаря ему попадают пальцем в небо и принимают торговку плотскими удовольствиями за близкую, родственную душу. Помните опьянение Дон Кихота, сжимающего в объятиях шлюху Мериторнес? «Астурийка, безмолвная и настороженная, вытянув руки, пробиралась к своему милому и вдруг наткнулась на руки Дон Кихота, — тот схватил ее, онемевшую от ужаса, за кисть, притянул к себе и усадил на кровать. Дотронувшись до ее сорочки, сшитой из мешковины, он вообразил, что это дивный тончайший шелк. На руках у нее висели стеклянные четки, но ему почудилось, что это драгоценный восточный жемчуг».

Необходимо воздать должное продажным женщинам, благодаря им те, кто лоретками пользовался, на-конец-таки смогли дать имя тем terra incognitae, каковые до сих пор составляли белые пятна на карте Страны Нежности. И, поди узнай почему, назывались срамными местами. Именно благодаря им запретный плод занял свое место в корзине фруктов в салоне. Удивительно, но для этих молодых людей в приближении к борделю было что-то поэтическое… Так появилась на свет вся галерея персонажей, обязанных своей жизнью юношеским воспоминаниям своих создателей. Имена этих великодушных шлюх — Флер-де-Мари («Парижские тайны» Ожена Сю), Фантина («Отверженные» Виктора Гюго), Эстер Гобсек («Блеск и нищета куртизанок» Бальзака), Маргарита Готье («Дама с камелиями» Александра Дюма-сына), Пышка и Арсения Гильо (одноименные новеллы Ги де Мопассана и Проспера Мериме), Рашель («В поисках утраченного времени» Марселя Пруста) и т. д.

На литературном поприще, следует отметить, куртизанки неоднократно выступали достойными соперницами своих клиентов — поэтов, писателей.

Так, книга «Фанни Хилл» («Воспоминания проститутки») была опубликована в Лондоне в 1748 году издательством «Фентон». Мемуары снискали огромный успех и были неоднократно переизданы.

Другой подобный случай связан с Горьким. К нему за литературной консультацией обратилась Юлия Кулигина — в прошлом женщина «легкого поведения», человек с неординарной судьбой и, несомненно, одаренный, с бурно проведенной молодостью… Писатель состоял с ней в переписке. (См. очерк о Горьком в нашей книге. — В. О.)

Е quindi uscimmo a rimerar le stelle [1] А потом мы вышли полюбоваться звездами (ит.).

Джованни Джакомо Казанова живо интересовался своим литературным предшественником, великим соблазнителем, и помогал другу, авантюристу де Понте, писать для Моцарта либретто оперы «Дон-Жуан» (1787 г.). Но донжуанский список самого Казановы мог поразить воображение только очень примерного семьянина: 122 женщины за 39 лет. Так ли это много — три любовных приключения в год?

На фоне гарема-сераля Людовика XV аппетиты Казановы выглядят весьма скромными. Но здесь нет и не может быть финальной свадьбы, вознаграждения добродетели или развенчания порока. «Я любил женщин до безумия, но всегда предпочитал им свободу», — писал Казанова. Эта его знаменитая фраза до сих пор продолжает интриговать просвещенные умы. Впрочем, у него был еще один девиз: Fata viam inveniunt («Судьба сама знает, куда нас вести»).

Миф о лондонской ночи появился в XVIII веке. Тон этой эпохи задавали либертинские жестокие романы а-ля «Кларисса Гарлоу». Ночи оргий в bagnios, seraglios [2] Банях, сералях (ит.). и «аббатствах» ценились. Однако в этих утонченных извращениях подспудно присутствовала дикость. Любовь была грубой и насильственной. А вызвано это было тем, что общество того времени не было собранием поэтов. Англия и свободное предпринимательство жили торговлей. Наглые разбогатевшие торговцы находились в привилегированном положении. Это были постоянно спешащие и думающие о выгоде люди с грубыми манерами и непомерными аппетитами, у которых, впрочем, было время для всего, в том числе и для любви. Золото делало возможными любые преступления, оно позволяло выбирать кого угодно с витрины бедных молодых служанок и помощниц в лавках. Знаменитые гравюры прославленного Хоггарта прекрасно иллюстрируют это.