Ежи Климковский - Я был адъютантом генерала Андерса

Вообще штаб в Бузулуке начал действовать совершенно независимо, словно обеспечивал себя сам или русские и англичане были обязаны исполнять все его желания.

Штаб начал вести пропаганду против посольства, эти действия поддерживал Андерс. В провинцию посылались офицеры — уполномоченные для информирования гражданского населения и «опеки» над ним. Это было соперничеством с посольством и небезуспешным, поскольку военные имели больше возможностей к передвижению. Андерс хотя и был у посла, ничего с ним не согласовал, а на следующий день после беседы с послом Котом направил ему письмо, в котором между прочим сообщал о посылке военных представителей и об их задачах. Посол Кот возмутился, он хорошо понял, что армия хочет создать что-то вроде второго посольства, и считал это актом вызывающей нелояльности в отношении своей особы со стороны Андерса, поэтому написал ему следующее:

Уважаемый и дорогой господин генерал!

В два часа ночи сел писать Вам письмо. Не могу заснуть, хотя силы очень понадобились бы на завтра. Не могу спать от мыслей, затронутых в письме, которое вручил мне сегодня курьер от господина генерала. Я знаю, что Вы, господин генерал, после размышления над моим официальным ответом, отдадите необходимое распоряжение, чтобы устранить ненужные явления, в чем я совершенно не сомневаюсь.

Но глубокое беспокойство вызвало во мне то, что, несмотря на всю нашу трагедию, некоторые лица в армии не отлучились от «радостного творчества», к которому их приучили 13 лет пилсудчины... Я знаю, что в Польше господствует и горечь и ненависть к подобного типа офицерским правительствам. Такое же настроение в правительственных кругах, и польских партиях в Лондоне. Сикорский и как премьер и как верховный главнокомандующий выразил желание, чтобы армия была только армией, чтобы она целиком посвятила себя служению той огромной задаче, которую на себя взяла, и за что весь народ отводит ей такое исключительное почетное место. К сожалению, старый проклятый дух еще дает себя знать: дух некомпетентности и зазнайства. Вмешиваясь не в свои дела, военные всегда делали их плохо, хотя они и не любят в этом признаваться. И я с ужасом заметил, что этот дух не иссяк... Случайно, не является ли эта «радостная» регистрационная экспедиция плодом того самого бюро, которое до сих не может обработать информационный материал. Начиная с середины сентября для меня не могли подобрать кандидатов на уполномоченных, а сами их во множестве рассылают. Соревнования в работе похвально, я бы только одобрил выполнение многих функций через посредство этого мощного людского резервуара, каким является армия, но необходимо соответствующее инструктирование лиц и согласование возложенных на них задач с посольством как с органом, который призван вершить эти дела. И уж совсем забавно выглядит то, как их наделяют без моего ведома титулами и мандатами от имени посольства. Может быть инициатор этой затеи выдвинул бы свою кандидатуру на пост представителя правительства Речи Посполитой и стал бы легально проводить эту свою деятельность. Не могу избавиться от убеждения, что в подобной претензии и в подобной психологии лежит источник великих бед... Поэтому свой ответ на подписанное Вами письмо я изложил ясно и откровенно. Нет необходимости подчеркивать, что в нем не содержится и тени претензии к Вам, господин генерал, к тому, кто еще позавчера, будучи у меня, не вспоминал и не знал об этой регистрационной активности, основанной на опрокидывании всего, что может создать здравый рассудок...»

Получив это письмо, Андерс страшно рассердился на профессора Кота, так как он сам в основном являлся инициатором посылки военных представителей. Знал о них давно и сам подписывал соответствующий приказ. Поэтому решил с этого момента информировать профессора Кота только о том, что могло быть полезным в реализации его намерений, а о других вопросах ничего ему не рассказывать.

А профессору Коту это совсем не помешало через несколько дней так информировать Сикорского о положении в армии:

«...Здесь нет ни санации, ни чего-нибудь другого, здесь только хорошие поляки...»

Не желая послать польские части на Восточный фронт, чтобы они совместно с Красной Армией сражалось против Германии под советским Верховным командованием, Андерс сразу же по получении 5 пехотной дивизией оружия в сентябре 1941 года, решил ее разоружить, изъяв у нее свыше трети оружия по предлогом, что оно необходимо для обучения других частей и для караульной службы, охраны складов, штабов и т. п. Человеку, не посвященному в подлинный смысл подобного распоряжения, оно могло показаться совершенно правильным.