Столыпин - всего за несколько месяцев пребывания у власти - научился византийскому искусству политической интриги: он теперь выражал мысль и желание не столько словом, сколько взглядом, аллегорическим замечанием, намеком. Конечно, это сказывалось на темпоритме работы, ибо приходилось не час и не день, а порою неделю раздумывать над тем, как прошла беседа с премьером, вспоминать все ее повороты и извивы, строить несколько схем на будущее и тщательно их анализировать, прежде чем принять более или менее определенное решение. Проклятому англичанину легче: бабахнул от чистого сердца речь в парламенте, назвал всё своими именами - и айда вперед! А у нас сплошная хитрость и постепенная осторожность! Несчастная Россия, кто ее только в рабство не скручивал?! Триста лет инокультурного ига, триста лет собственного крепостничества, сколько же поколений раздавлены страхом?! Герасимов иногда с ужасом прислушивался к тем словам, которые постоянно, помимо его воли, жили в нем; покрывался испариной, будто какой пьяница, право; наказал лакею заваривать валерианового корня, - не ровен час, брякнешь что, не уследив за языком, вот и расхлебывай; у нас все, что угодно, простят, кроме с л о в а.
После трех дней, прошедших с того памятного разговора, когда Столыпин заметил, что Вторая дума оказалась еще хуже Первой, Герасимов отправился к премьеру и за чаем, перед тем как откланяться, п р о б р о с и л:
- Петр Аркадьевич, полагаю, если бы правительство потребовало от Думы выдать закону социал-демократическую фракцию, лишив этих депутатов неприкосновенности, нужный баланс правого и левого крыла обрел бы желаемую стабильность.
Столыпин отставил подстаканник (никогда не держал блюдца), покачал головой:
- Да разве они пойдут на это? Думе престижнее принять из моих рук рескрипт о новом роспуске, чтобы затем попрекать диктаторством, нежели выдать правосудию социал-демократических террористов...
Это был уж не намек, но план желаемой комбинации: никого не должно волновать, что социал-демократы были традиционными противниками террора; совершенно не важно, что доводы депутатов - будь то ленинцы или плехановцы опровержениям не поддавались; отныне ход затаенных мыслей премьера сделался Герасимову совершенно понятным.
Утром пригласил в кабинет подполковника Кулакова:
- Вы как-то говорили о вашем сотруднике... "Казанская", кажется? Она по-прежнему освещает социал-демократов?
- Конечно.
- Фамилия ее...
- Шорникова, Екатерина Шорникова.
- Она с вами в Казани начала работать?
- Да.
- Смышлена?
- Весьма.
- Сейчас, если мне не изменяет память, она состоит секретарем военной организации социал-демократов?
- Да. И пропагандистом.
- Прекрасно. Сколько вы ей платите?
- Пятьдесят рублей ежемесячно.
- Не будете возражать, если я встречусь с ней?
- Хотите забрать себе? - усмехнувшись, спросил Кулаков. - Обидно, конечно, я ее три года пестовал...
- Помилуйте, подполковник, - удивился Герасимов, - неужели вы допускаете мысль, что я могу позволить себе некорпоративный поступок?! Шорникова была, есть и впредь будет вашим, и только вашим сотрудником. Речь идет лишь о том, чтобы я ее сам помял - сколь может оказаться полезной в том предприятии, которое нам предстоит осуществить...
- Извольте назначить время, Александр Васильевич... Я вызову ее на конспиративную квартиру.
...Оглядев Шорникову оценивающим взглядом - ничего привлекательного, лицо обычное, хоть фигурка вертлявенькая, - Герасимов пожал влажную ладонь женщины (двадцать четыре года всего, а выглядит на тридцать с гаком; что страх делает с человеком), поинтересовался:
- Что будете пить, Екатерина Николаевна? Чай, шоколад, кофей?
- Кофе, пожалуйста.
- Покрепче?
Шорникова пожала плечами:
- Я не очень ощущаю разницу между обычным и крепким.
- Ну что вы, милая?! Крепкий кофе отличим сугубо, горчинка совершенно особая, очень пикантно...
Герасимов приготовил кофе на спиртовке, подал тоненькую чашечку женщине, поставил перед нею вазу с пирожными, себе налил рюмку коньяку, поинтересовавшись:
- Алкоголь не употребляете?
- Когда невмочь, - ответила женщина, выпив кофе залпом.
- Не изволите ли коньячку?
- Нет, благодарю. У меня сегодня встреча в организации, там нельзя появляться, если от тебя пахнет...
- Да, да, это совершенно верно... Екатерина Николаевна, вы решили работать с нами после того, как вас арестовали в Казани?
- Именно так.
- К какой партии тогда принадлежали?
Читать дальше