Юлиан Семенов - Красная земля Испании

- Я сказал мало, но во множественном числе.

("Грасиас" - по-испански значит "благодарности".)

Мы познакомились при занятных обстоятельствах. Хуан Мануэль, зная, что я собираюсь в поездку по стране, говорил мне:

- Ты должен записать некоторые выражения. Бери блокнот. Ты, например, пришел в отель, никто не понимает ни английского, ни немецкого. Ты тогда должен сказать: "Тиене устед абитасьон пара ми". Если тебе ответят: "Си, сеньор", - значит, ночлегом ты обеспечен. Если тебя "заговорили" собеседники, - испанцы любят спорить, - окажи: "Йо киеро дормир" - "Хочу спать". Если ты сидишь в машине и шофер не понимает, что ему делать, скажи: "Вамос" - "Едем".

Педро Буэна стоял у нас за спиной и слушал Хуан Мануэля. Он хлопнул Хуан Мануэля по плечу и сказал:

- Вамос, амигос! Пойдем на Пласа Майор, покажем русо, как умели веселиться в Испании.

Он чуть прищурил огромные голубые глаза и добавил:

- Испанцы всегда умели веселиться, даже в самые трагичные минуты своей истории.

Мы пришли в маленькую таверну "Месон-дель-Коррехидор" на стариннейшей Пласа Майор. Красные стены средневековых домов подсвечены голубым светом прожекторов. Старинные чугунные фонари, привыкшие к воску или керосину, кажутся сейчас беззащитными и до боли чужими. Как пенсионеры, которые еще могут и хотят работать...

По стертым лесенкам спустились в подвальчик. Сводчатые стены, шумный говор, официанты в андалузских костюмах, - воображение, подготовленное новеллами Мериме, переносит тебя в прошлый век. Стены сплошь расписаны шутливыми изречениями. Иногда это изречение затейливо выписано на голубом изразце, вмонтированном в кладку, иногда это застекленные картинки.

Первая, при входе, надпись гласит: "Хорошая жизнь дорога. Бывает, конечно, и дешевле, но это уже не жизнь".

А когда выходишь из подвальчика, в глаза бросается чеканка: "Лучшее в этом доме - его клиенты".

- Кабачки вокруг Пласа Майор, - пояснил Педро, - это филиалы музея Прадо, только здесь веселее и можно пить тинто. Построены они в четырнадцатом или шестнадцатом веке, здесь сиживали Лопе де Вега и Сервантес, здесь всё история, здесь менялись только столы и стулья.

Если спуститься по Калье-де-ля-Эскалье-Рилла-де-Пьедра на улицу Каменной лестницы, вы попадете в кабачок контрабандистов, который называется "Пещера Луиса Канделаса". На стенах надписи: "Пой и танцуй, сколько хочешь, но здесь, а не на улице"; "Будешь пить - будешь жить"; "Пей каждый день старое вино помолодеешь"; "За хозяином здесь лишь одно право - поить, кого он пожелает". Или: "Если уж тратиться, то в таверне, а не в аптеке".

А рядом "Каса Андалусиа" - "Дом Андалузии".

- Больше всех я люблю эту таверну, - сказал Педро. - Мы, андалузцы, ярые националисты.

- Не пугай Хулиана, - пошутил Хуан Мануэль, - в Союзе национализм - высший грех.

- Так ведь я восславляю Андалузию, а не дьявола какого. Разве есть в мире что-либо прекраснее Андалузии? Хотя тебе, баску, этого не понять. Вы ловите рыбу, воюете, пасете овец, а мы шутим.

И он прочитал надписи на изразцах: "Зубы важнее родственников", "Вино сила, вода - ревматизм", "Кто много пьет, тот поздно платит", "В этом доме не говорят плохо об отсутствующих", "Вино пьется в двух случаях: когда едят баккалао и когда его не едят".

- Баккалао - это одно из самых распространенных рыбных блюд в Испании, объяснил Педро Буэна.

Или: "То, что ты должен отдать племянникам, лучше съешь с хлебом и запей вином".

Смешные указания на дверях туалета. На одной двери большая надпись: "Здесь - да!" Это ясно, что сюда можно входить мужчинам, ибо, как правило, посетители "Дома Андалузии" - мужчины, любители андалузской песни. На другой двери табличка: "Здесь - пет!" Ясно, что это для дам, редких гостей в подобного рода кабачках.

Закончили мы ночь в итальянской траттории на улице Альфонса Шестого. А здесь прожекторов не было, и фонари были газовые, и улицы пустынные, шаги шлеп-шлеп; и дома средневековые. Тишина, редкие прохожие - XIX век. В траттории было пусто, только в углу за столиком при свечах сидела замечательная итальянская актриса Лючия Бозе с двумя своими приятелями.

Музыканты узнали Педро Буэна. Сразу же заиграли андалузскую песню. Буэна покачал головой.

- Что-нибудь другое, ребята, - попросил он.

Гитарист, высокий, с длинными баками, с громадными руками - его тоже зовут Педро, - обернулся к товарищам, чуть кивнул головой, те положили инструменты на колени, и Педро заиграл на гитаре протяжную, странную, тревожную и грустную песню.