Юлиан Семенов - Процесс-38

В ы ш и н с к и й. Продолжайте, Бессонов...

Б е с с о н о в. В конце мая тридцать первого года с рекомендательным письмом Пятакова я разыскал Седова и имел с ним короткий разговор. Затем я передал ему письмо Пятакова. И деньги, которые Пятаков передал для Троцкого.

В ы ш и н с к и й. Какие деньги?

Б е с с о н о в. Он дал мне две тысячи марок для Седова с целью организации переотправки писем...

На просцениуме - Шахт.

Ш а х т. Я, Яльмар Шахт, президент банка, финансовый бог Гитлера, судимый в Нюрнберге и оправданный союзниками, несмотря на протест русских, посаженный затем аденауэровскими лизоблюдами, свидетельствую: в тридцать первом году, в период инфляции и падения курса марки, две тысячи могло хватить на приобретение четверти спички. Не коробка, а именно спички! В Германии тогда получали миллиардные зарплаты, поскольку обед стоил сто миллионов...

П я т а к о в. Я, Пятаков Юрий Леонидович, расстрелянный год назад, возмущен ходом ведения этого процесса! То, во имя чего я положил свою жизнь, согласившись оклеветать себя в спектакле под названием "Процесс-37", - во имя разгрома троцкизма - на грани провала! Даже Яльмар Шахт хватает обвиняемого Бессонова за руку! Он врет, как мелюзга! Товарищ Вышинский, неужели вы забыли, что я показывал год назад в этом зале?! Вспомните, как я говорил, - по сценарию, утвержденному Иосифом Виссарионовичем, что мой первый контакт с Седовым организовал Иван Никитович Смирнов в середине лета тридцать первого года! Летом, а не в мае! Да, верно, после моего расстрела Троцкий доказал, что Седова не было летом в Берлине, и вы поэтому заставляете Бессонова рассказывать о майской встрече! Но ведь любопытные поднимут газетные отчеты о нашем процессе! А там Шестов показывает, что Седов вообще передавал для меня не письма, а ботинки - в ресторане "Балтимор". Поставил на стол два ботинка, в подошвах которых были письма Троцкого... Помните, как я просил вас, товарищ Вышинский: "Уберите этот эпизод у Шестова! Смешно! Какой конспиратор ставит на стол в ресторане ботинки с секретными письмами Троцкого?!" А знаете, что мне ответил товарищ Вышинский? Не знаете? Правда не знаете? Он засмеялся: "На дураков рассчитано, дураки и не это проглотят!" Но ведь у дураков рождаются дети! И совершенно не обязательно, что дети дураков будут дураками!

В ы ш и н с к и й. Продолжайте, Бессонов...

Б е с с о н о в. Когда Крестинский поздним летом тридцать третьего года приехал лечиться в Германию, он имел со мной разговор... Первый разговор касался условий свидания Троцкого с Крестинским...

В ы ш и н с к и й. Кто желал этого свидания? Троцкий или Крестинский?

Б е с с о н о в. Крестинский.

В ы ш и н с к и й. Крестинский, вы с Бессоновым виделись?

К р е с т и н с к и й. Да.

В ы ш и н с к и й. Разговаривали?

К р е с т и н с к и й. Да.

В ы ш и н с к и й. О чем? О погоде?

ГОМЕРИЧЕСКИЙ ХОХОТ ВСЕГО ЗАЛА, ОВАЦИИ, ВЫШИНСКИЙ ГАЛАНТНО КЛАНЯЕТСЯ, ПРОТИРАЯ ОЧКИ.

К р е с т и н с к и й. Бессонов был поверенным в делах в Германии... Информировал меня о положении в стране, о настроениях в фашистской партии, которая в то время была у власти...

В ы ш и н с к и й. А о троцкистских делах?

К р е с т и н с к и й. Я троцкистом не был.

В ы ш и н с к и й. Значит, Бессонов говорит неправду, а вы - правду? Вы всегда говорите правду?

К р е с т и н с к и й. Нет.

В ы ш и н с к и й. Следовательно, Бессонов говорит неправду?

К р е с т и н с к и й. Да.

В ы ш и н с к и й. Но вы тоже не всегда говорите правду. Верно?

К р е с т и н с к и й. Не всегда говорил правду... во время следствия...

В ы ш и н с к и й. А в другое время говорите правду?

К р е с т и н с к и й. Да.

В ы ш и н с к и й. Почему же такое неуважение к следствию? Говорите неправду следствию... Объясните... Хм... Ответов не слышу... Вопросов не имею.

Крестинский выходит на просцениум.

К р е с т и н с к и й (обходя Вышинского, дружески кладет ему руку на плечо, тот также дружески улыбается, провожая его взглядом). Товарищи, герой революционных боев, подсудимый Раковский старше меня по возрасту, но по времени пребывания в рядах ленинской гвардии - я здесь ветеран, вступил в российскую социал-демократию в девятьсот третьем году, начал мальчишкой, кончил секретарем ЦК... Подполье, аресты, допросы царской охранки приучили меня к точности поступков и конкретике всеотрицающих фраз... После ареста меня спросили, хочу ли я быть расстрелянным без суда, - показаний против меня хватает, - желаю ли я воочию видеть смерть семьи, родных, друзей или же предпочитаю помочь партии в борьбе против троцкизма... Я выбрал последнее, решив, что по прошествии многих месяцев, когда расположу к себе ежовских следователей, того же Вышинского, - как всякий меньшевик, он обожает рисовку, позу, многоречив, словесный понос - я передам письмо Ежову: "лично для тов. Сталина И. В.". И в этом письме предложу игру в отказ от признаний: "Как заместитель наркома иностранных дел, я читал все отклики на два первых процесса, Иосиф Виссарионович... Поверьте, мы подставляемся! Ягода сослужил вам, стойкому борцу против троцкизма, злую шутку, когда обвиняемые, все как один, обливали себя дерьмом, - это противоестественно... Это Византия, инквизиция, аутодафе... Если я откажусь на первом заседании от показаний, Троцкий начнет кричать о победе справедливости, о том, что "Крестинский нашел в себе мужество плюнуть в лицо палачам!". А потом, после допросов Бессонова, которому можно верить, как себе - ведь он получит орден за свою роль, так мне говорили, - после обличений Раковского - он известен всему миру как борец, старый троцкист, - я раскаюсь и возьму на себя в с е...