Дмитрий Олейников - История России в мелкий горошек

Персонажей, конечно, жалко, но они, как крепостные актеры, принадлежат автору: хочет – распродает своих «амуров и зефиров» по одиночке, хочет – целой труппой, или, как поместный графоман, заставляет играть роли в написанных им пьесах, не считаясь с тем, что и у Пастушки торчат из-под платья валенки, а благородный сеньор разговаривает с нижегородским акцентом. «Бумага терпит все, – как откровенно сказала однажды все та же Екатерина II Дени Дидро, – она белая, гладкая и не представляет препятствий ни вашему возвышенному уму, ни воображению. Я же, бедная императрица, работаю для людей, а они чрезвычайно чувствительны и щепетильны».

Эти «чувствительные и щепетильные» люди жили давно, более 200 лет назад, и вот они-то, в отличие от героев книг, не принадлежат писателю, не являются предметом торга и имеют некоторые если не юридические, то по крайней мере моральные права. Когда речь идет о реальных, а не вымышленных исторических персонажах, о конкретных событиях, то со стороны автора было бы по меньшей мере неплохо добросовестно познакомить с ними читателя. Не просто познакомиться самому, а именно познакомить читателя – это ведь разные вещи, не правда ли? Предоставить тому, кому адресована ваша книга, точную информацию о происходившем – простой акт уважения, а именно его в работах Радзинского найти невозможно. Он знакомит аудиторию с фактами на свой, очень тщательный выбор, оставляя за бортом все, что может поколебать его построения. Не даром считается, что сказать половину правды – иногда хуже, чем солгать.

«Я не буду говорить, Катилина, что ты плут, мошенник и лгун!» – как писал Цицерон в своих обличительных речах против своего политического противника. Я не буду говорить о бесконечных неточностях автора в датах, бытовых мелочах и портретных характеристиках – т. е. всем том, что и составляет образ эпохи.

Скажу только, что, не будь я специалистом по истории того самого «галантного» XVIII в., я бы столь же легко, как и многие другие читатели, проглотила внешне очень броские и интересные книги Радзинского. Но я профессиональный историк и, следовательно, имела несчастье поперхнуться на второй же странице «Княжны Таракановой», узнав, что Алексей Орлов взрывает собственных матросов на корабле ради развлечения итальянской толпы…

Заметьте, как часто люди выдают себя посредством символов. На корешках книг издательства «ВАГРИУС», изображен маленький белый ослик, бодро задравший уши. Судя по каталогу, издательство существует уже 5 лет, и дела его идут неплохо. Если в 1993 г. осел был совсем крошечный, а в 1995 г. – побольше, то к 1997 г. он не только вырос, но и посеребрился. Милое животное – невинный шарж на читателей, которые готовы обрывать ягоды с любой «развесистой клюквы», как писал Дюма, или на самих издателей, которые с той же готовностью срезают купоны с того же мощного дерева.

Длинная драма человеческой истории имеет множество действующих лиц. Одни из них известны лишь специалистам, других знает весь мир. С тех пор как история сделалась наукой, всегда существовал круг профессионалов, занимающихся даже самыми на первый взгляд незначительными нюансами нашего прошлого. Однако массовый интерес к тем или иным историческим периодам постоянно колеблется. Его всплески и падения зависят от множества факторов, в частности от той исторической эпохи, в которой живут сами читатели и исследователи,

С конца 30-х по конец 50-х гг. такими «больными» для нашей культуры темами были правление Ивана Грозного и петровские преобразования. Каждый народ смотрится на себя в зеркало своей прошлой истории. Судя по тому, что эпохи Грозного и Петра оценивались в советской исторической науке и шире культурной традиции в целом положительно, можно прийти к выводу, что наши соотечественники оглядывались в эти зеркала не без удовольствия. Прямые аналогии, возникавшие в их сознании при сравнении своего времени с теми далекими периодами русской истории, позволяли объяснить положение, когда экономические, политические, социальные и культурные сдвиги сопровождались значительными человеческими жертвами.

Позднее, на излете 60-х, в 70-е и 80-е гг. в более ослабленной, но все-таки достаточно четкой форме появилось тяготение интереса образованной публики к движению декабристов. Эпоха замедления темпов развития Российской империи, постепенное окостенение ее государственного аппарата и попытка горстки смелых одиночек противопоставить себя власти находили живой отклик в душе советской интеллигенции и вызывали у нее ясные ассоциации с современным ей миром «застойной» действительности, тайным самиздатом и небольшими диссидентскими организациями, в которые мало кто входил, но о существовании которых все знали.