Владимир Хрусталев - Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых

Во время обсуждения вопроса о том, какую позицию нам следует занять на встрече с великим князем, большинство высказалось за то, чтобы разговор от нашего имени вели Родзянко и князь Львов, а остальные бы присутствовали в качестве наблюдателей.

Однако, как я и предполагал, с возражением против этого выступил Милюков, сказавший, что он имеет право, как государственный деятель и как частное лицо, в этот жизненно важный момент истории России высказать великому князю свою собственную точку зрения. После краткой дискуссии по моей инициативе было решено предоставить Милюкову столько времени для изложения его взглядов великому князю, сколько он сочтет необходимым» [406].

А.Ф. Керенский позднее писал несколько иначе в своей широко известной за рубежом книге «Русская революция 1917», а теперь переизданной в России, следующее: «Почти до наступления дня мы продолжали обсуждать вопрос с Милюковым, пока еще не зная, насколько сам Михаил Александрович осведомлен о происходящем. В любом случае следовало предупредить его планы, каковы б они ни были, пока мы сами не найдем решение.

Великий князь находился на частной квартире своих друзей в доме 12 на Миллионной. Разузнали номер телефона, и совсем ранним утром я попросил меня соединить. Ответили сразу. Как я и предполагал, окружение великого князя, следившее за развитием событий, всю ночь не ложилось в постель.

— Кто у аппарата? — спросил я.

Это был адъютант Его Императорского Высочества.

Представившись, я попросил адъютанта предупредить великого князя, что Временное правительство предполагает через несколько часов прибыть для переговоров с ним и просит до этого не принимать никакого решения.

Адъютант обещал немедленно передать.

В тот же ранний час мы договорились, наконец, отправиться к великому князю, не дожидаясь возвращения Гучкова и Шульгина, несколько задержавшихся на обратном пути в Петроград. Было решено, что великий князь должен отречься и передать верховную власть Временному правительству, пока Учредительное собрание окончательно не определит форму правления. Милюков заявил, что немедленно выйдет из Временного правительства, если ему не позволят изложить великому князю мнение меньшинства. Мы согласились» [407].

Один из активнейших участников Февральской революции и Временного правительства Н.В. Некрасов (1879–1940) позднее после своего ареста в 1921 году показывал следователям ВЧК: «Как известно, одним из первых дел пред Временным правительством встал вопрос о признании или непризнании Михаила царем в силу отречения Николая. Кроме Милюкова и Гучкова, все члены Временного правительства высказались за отречение Михаила. Текст отречения был составлен мною и мною прочитан Михаилу на совещании его с Временным правительством утром 3 марта. Как известно, Михаил последовал совету большинства и отрекся, но с этого основного разногласия началась борьба, кончившаяся через два месяца уходом и Милюкова и Гучкова. Наши разногласия имели место, в сущности говоря, почти по всем основным вопросам, выдвинутым революцией, но в этот период особенно резко определились два — об отношении к Советам и о целях войны. Милюков настаивал на активном противодействии Советам, другая же группа, в том числе и я, находили необходимым во имя единства революции идти рука об руку с Советами, чтобы раздорами не воспользовалась реакция» [408].

Великий князь Михаил Александрович 3 марта 1917 г. сделал краткую запись в дневнике: «В 6 ч. утра мы были разбужены телеф[онным] звонком. Новый мин[истр] юстиции Керенский мне передал, что Совет мин[истров] в полном его составе приедет ко мне через час. На самом деле они приехали только в 9½ ч.» [409]. Далее в дневнике за этот день оставлено чистое место, возможно, для дальнейших записей, которые так и не были сделаны.

Вернемся к дневнику великого князя Андрея Владимировича (1879–1956), который пересказал ход событий со слов их очевидца М.А. Караулова: «Когда все собрались у Миши, каждый изложил свою точку зрения на текущие события и все, кроме Милюкова, уговаривали Мишу отречься. Керенский наиболее ярко характеризовал момент. Он заявил, что поступился всеми своими партийными принципами ради блага отечества и лично явился сюда. Его могли бы партийные товарищи растерзать, но вчера ему удалось “творить волю партии” и ему доверяют. Вчера еще он согласился бы на конституционную монархию, но сегодня после того, что с церквей расстреливали город, негодование слишком сильное, и Миша, беря корону, становится под удар народного негодования, из-под которого вышел Ники. Успокоить умы теперь нельзя, и Миша может погибнуть, а с ним и они все. Милюков же настаивал на принятии, ссылаясь на исторические примеры, что от Самодержавия до Республики скачок слишком большой и опыты в этом направлении даром не проходили.